Майгулль Аксельссон - Лед и вода, вода и лед

Эрнст наконец выздоровел, но в то же время он не был вполне здоров. Полгода назад он вернулся в Ландскрону с раскрытыми объятиями и медицинским заключением, из которого следовало, что он фактически спасен. Полностью избавлен от туберкулезных бактерий благодаря новому революционному комплексному методу. Да здравствует химиотерапия! Да здравствует современная наука! Жизнь начинается снова.

Первые недели девочки его немного смущались. Отец ведь не жил с ними много лет и никогда не бывал в их новой квартире, но он так легок в общении, внимателен и мил, и всегда в хорошем настроении. Он заражал своим энтузиазмом, своим воодушевлением и с каждым днем словно делался все живее. Казалось, за годы, проведенные в санатории, у него накоплена целая сокровищница планов, шуток и замыслов, а теперь он ее приоткрыл и показал ее сверкающее содержимое. Лидия улыбалась, а дочери смеялись его затеям, но через несколько месяцев эта постоянная веселость начала тяготить. Не очень удобно, когда невозможно спокойно сидеть за обеденным столом на кухне и учить уроки, когда Эрнст постоянно мешает, появляясь, как кукушка из часов — как однажды утром выразилась Элси по дороге в школу, — чтобы сообщить то одно, то другое. Они должны переехать в Мальме как можно скорее, потому что в архитектурном бюро Мальме как раз требуются новые сотрудники. Да нет, вообще-то он откроет свое собственное бюро, и теперь он хотел бы только знать, по-прежнему ли их сиятельства, графини Инес и Элси, желают вернуться в Гётеборг или хотели бы остаться в Сконе? Им решать, он оставляет это целиком и полностью на их усмотрение. У виллы, которую он начертил в Урупе и которая скоро будет построена, вне зависимости от того, куда они переедут, немало достоинств — ха, если уж честно, то это маленький шедевр, — но сейчас ему хотелось бы знать, согласны ли девочки жить одна над другой в маленькой башенке. Обзор, конечно, у одной будет лучше, чем у другой, но выход есть, можно ведь каждый месяц меняться комнатами. А? Фу, какие они скучные, только и знают, что корпеть за книжками! Сам он умел пожить в их годы…

Через пару месяцев у Лидии появились синяки под глазами и две глубокие морщины между бровей. Кроме того, она ходила теперь по дому с извиняющейся улыбкой, обхватив обеими руками чашку кофе. Ей нужен был кофе, много кофе, иначе она с ног валилась. Девочки знали, отчего это, но знали и то, что об этом нельзя говорить. Лидия не имела возможности спать по ночам. Сам Эрнст обходился все меньшим количеством сна — рекордом стал час с четвертью — и когда не был занят своими планами и проектами, то желал любить — шумно, долго и энергично. Инес и Элси обе просыпались от его рева, но никогда не говорили на эту тему, просто прятали под подушку скривившиеся от омерзения лица, пытаясь не впускать эти звуки внутрь себя.

Но сегодня ночью, по крайней мере, будет тихо, думала Инес, прикоснувшись к квартирной двери. Если только у Эрнста не появится очередная блестящая идея в Гётеборге. Например, позвонить в три часа ночи и сообщить, что он решил отправиться в Южную Америку или Индию на каком-нибудь корабле. Она бы ничуть не возражала. И не слишком скучала бы.

Лидия уже была в ночной рубашке и разобрала постель на ночь, но еще не легла — сидела у стола в халате и тапочках. Проверяла контрольные. Она всегда проверяла контрольные.

— А где Элси? — спросила она, глянув на Инес поверх очков.

— Сейчас придет, — сказала Инес и отвернулась, вешая пальто. — Она туфли забыла…

Лидия не ответила, лишь кивнула и снова наклонилась над контрольными. Инес, опершись о стенку, стала стаскивать резиновые боты. На всю жизнь она запомнит это мгновение, свою белую руку на серых обоях, пальто, раскачивающееся на плечиках, нечаянно задетое, собственную гримасу при виде поехавшей петли на чулке. Третья за месяц. А сдавать чулки в мастерскую, поднимать петли — это деньги…

В этот самый миг позвонили в дверь. Инес замерла, потом глянула в спальню. Лидия сидела, открыв рот, но не поднимаясь и не откладывая авторучки. Пораженная. Так же, как и Инес. Кто может быть настолько невоспитан, чтобы позвонить в дверь в одиннадцать вечера?

На этот вопрос был, разумеется, только один ответ, Инес знала его, хоть и не позволяла себе такой мысли. Тот, кто приходит, когда сам пожелает. Некто с самой широкой улыбкой на свете.

Инес шагнула к двери и открыла ее. На пороге стояли пастор и полицейский.

— Добрый вечер, — сказал пастор. — Просим прощение за беспокойство. А фру Хальгрен дома?