Никколо Амманити - Да будет праздник

Как-то Мердер ездил навестить тетю в Фол лоник у, и Зомби с Сильвиет той вдвоем отправились в пиццерию “Джерри-2”. Это был неповторимый вечер, между ними возникла особая задушевность. Она рассказала ему о своих детских страхах, о мечте стать королевой “дет-метала”.

Потом он проводил ее до дома и на прощание, как обычно, скромно поцеловал в щеку, но она губами коснулась краешка его рта. Одно лишь мгновение, и все же на том месте, куда поцеловала его Сильвиетта, остался горящий след, как бывает, когда обожжешься раскаленной вилкой.

Сколько месяцев потом у него не выходил из головы этот поцелуй. Если бы он, как идиот, не отстранился, возможно, они поцеловались бы в губы.

Он прикоснулся пальцем к обожженному месту. Дрожь прошла по телу, и Зомби стиснул зубы, чтобы не заплакать. Он снова вспомнил о жертвоприношении в Сутрийском лесу. Остальные просто поимели Сильвиетту, залив спермой ее живот, как стая распаленных псов. Он – нет, для него было все иначе, он действовал с любовью, и когда наконец кончил, то склонился на маленькие белые груди со слезами на глазах, сгорая от желания взять ее и увезти с собой.

И когда они похоронили ее, он тайком разгреб землю, чтобы Сильвиетта могла выбраться из могилы. Когда три дня спустя он увидел ее на лавочке перед кинотеатром, то понял, что эта потрясная девчонка и есть женщина его жизни.

И теперь он узнает, что эти двое решили пожениться.

“Пирожок…”

Что тут сказать кроме того, что жить больше не имело смысла.

Удача не оставила Фабрицио Чибу и на этот раз. Он приземлился на мягкое брюхо с лона, лежавшего на боку в ручейке, что протекал среди камней и папоротника. Ларита, опутанная по рукам и ногам плющом, упала рядом с ним секундой позже. Какое-то время они так и лежали, не шевелясь, ободранные, побитые, лишившиеся дара речи, не смея поверить в то, что еще живы.

Потом Фабрицио поднялся, помог Ларите слезть со слона и огляделся вокруг. Они находились на дне ущелья, сплошь покрытого растительностью. Посередине вилась гравийная дорожка, тут и там отмеченная светящимися шарами фонарей. Все остальное по сторонам и над их головами было окутано тьмой.

Мозг отказывался думать о том, что только что произошло. Если бы слон не смягчил падение, сейчас он наверняка был бы мертв.

“Устраивать сафари на вилле Ада! Только такому маньяку, как Кьятти, могла прийти в голову эта невиданная по идиотизму идея”.

Но если он чуть было не простился с жизнью, виноват был в этом не Кьятти.

“Я. Я сам виноват, что явился на этот праздник. Не должен был я сюда приходить. Какого черта я тут делаю? Какого черта позволил себя уговорить взобраться на это животное? В окружении этих уродов? Я же писатель, черт возьми… Я… Я должен писать свой роман…”

Он ощупал руку. Она с трудом сгибалась.

“Если я вывихнул плечо, то никогда не смогу больше писать…”

Это было слишком для Фабрицио Чибы. В желудке начала закипать и подниматься вверх по пищеводу жгучая, как уксус, злость. Чем больше он думал о том, что с ним произошло, тем больше выходил из себя. Он был так наполнен злостью, что мог лопнуть, как мяч. Он закачал головой вперед-назад, как воробей, который клюет крупу, и, стиснув зубы и жестикулируя, заговорил сам с собой:

– В задницу! Я всем им покажу. Достанется каждому. Выстрою в ряд и всыплю всем по очереди. – Ноздри раздувались от гнева. – И первым примусь за этого шута Кьятти… Напишу статью, растопчу его. Этот набитый дерьмом чванливый болван больше не будет строить из себя царька. Он, похоже, не понял, с кем имеет дело…

Чиба обернулся к Ларите, ища у нее поддержки.

– Ты мне можешь объяснить, какого черта там делали охотники на лисиц… – но запнулся, увидев, что она неподвижно застыла рядом с мертвым животным.

Это напоминало финальную сцену “Кинг-Конга”. Когда девушка сидит над телом упавшей с небоскреба гориллы.

Ларита казалась совсем крошечной рядом со слоном. Мертвый, он казался еще крупнее, чем при жизни. Хобот змеей протянулся между камней в ручье. Ноги прижаты к брюху, один бивень сломан. В выпученном глазе отражался свет фонаря. Изо рта стекал ручеек крови и растворялся в водах ручья.

Внезапно Ларита, словно расколдованная, сделала лихорадочный вдох, но что-то, возможно ком в горле, мешало ей дышать. Тогда она медленно протянула руку к слону и положила ее на его морщинистый лоб. И тут, словно кто-то перерезал нити, державшие ее на ногах, она рухнула на круп животного и разрыдалась.