Татьяна Соломатина - Мой одесский язык

Передо мной возникли носовой платок и фляга с текилой.

– Ну, тогда за время вернуться!

Мы о чём-то ещё смеялись. Мы куда-то ещё ходили. Мы купили рюмки в антикварной лавке. Мы замёрзли под кондиционерами очередной инкарнации «Фанкони». Таксист за двенадцать километров, отделяющие «Лондонскую» от аэропорта, взял с нас двести пятьдесят гривен (тысячу рублей). Муж добавил ещё, сказав:

– На чай!

– Восемьдесят три рубля километр? Однако! – завопила я Кисой Воробьяниновым. – Да ещё и на чай, когда тут уже кофе буквально в постель?! Однако!.. Это что же, за московский акцент, что ли?!

– Это за чистоту восприятия! – ответил муж за таксиста, зачем-то подмигнув последнему. – Идём! – и поддал мне пинка.

Ворча, я двинулась к зданию аэровокзала.

– Ну и ладно! – сказала я после первой затяжки. – Действительно. Хек с ним серебристый. Чего это я так разжадничалась?

– Ага. Как поцелуи под Приморским бульваром раздавать…

– Хоботов! Это мелко. Я ему как родному, о мечте! А он!..

– Про мечту я понимаю. Разделяю. Одобряю. Осуществлю. Но я таки мужчина! Как поцелуи под Приморским бульваром раздавать…

– Ты не поверишь, какой я была целомудренной девочкой. И долго-долго даже не подозревала, как мужчины устроены…

У моей подруги был славный папа. У славного папы был металлический сарай в одесском яхт-клубе. Славный папа называл металлический сарай куренём. Я называла курень металлическим сараем, потому что до гаража он не дотягивал размерами. В шестом классе мы с подругой получили ключи от сарая-куреня, чтобы купаться и загорать относительно безлюдно. В яхт-клубе не было песка, но не было и визжащих детей с полными лопатками всё того же песка и полными ведёрками ледяной майско-июньской воды, всегда готовых пробежаться по твоей подстилке. В яхт-клубе не было полных женщин с полными торбами еды, предназначенной для всегда визжащих детей с лопатками. Спасибо подруге за выбитое из славного папы право на красивый отдых.

Конечно, нынешние шестиклассники (хотя мы тогда только-только закончили пятый – первый класс экзаменов) не назвали бы одесский яхт-клуб 1983 года красивым. Что они понимают, жалкие лишенцы! Красиво – это когда на бетонном моле полным-полно хмурых (для маскировки) мужиков, всё сплошь преподавателей вузов, с отвёртками, таинственными словами и Омаром Ха́имом на все случаи жизни.

Двумя яркими нимфеточными бутонами возлежали мы вблизи от самого многолюдного объекта и делали вид, что мы взрослые, уставшие от плебса, патрицианки. Подруга даже красила веки и ресницы и становилась похожа всем своим детским личиком на Кармен. На ту Кармен, что нависает над первым рядом партера. Я очень завидовала подруге, потому что мама мне не разрешала краситься, а я так боялась маму, что даже когда она не видела, боялась краситься. Мне казалось, что мама по одному моему виду сразу поймёт, что я красилась. Однажды я поддалась на уговоры подруги и накрасилась. И десять минут спустя поняла, почему она никогда не плавает по-человечески, а лишь павообразно рассекает бетонный «карман» яхт-клуба, держа над водой свою кудрявую голову.

Мама никогда бы не разрешила мне ходить в яхт-клуб только с подругой, но мы наврали, что славный папа там круглые сутки. До сих пор не понимаю, как мама этому поверила. Она прекрасно знала, что папа подруги преподаёт на какой-то сложной кафедре не то гегелевской электромеханики, не то марксистско-ленинского сопромата. И в мае-июне ещё никак не может быть там круглые сутки, в лучшем случае – после четырёх…

Мы были маленькие и неуклюжие, но то, что на каждой яхте, в каждом металлическом сарае нас были рады видеть и накормить, относили на свой счёт, а вовсе не на счёт славного подругиного папы. Лишь однажды, когда какой-то слишком юный (хотя тогда казалось – очень взрослый) дурак налил нам по стакану вина из трёхлитрового бутыля, другой молодой человек (хотя тогда казалось – старый) прошипел на него сквозь зубы:

– Совсем кретин? Тебе Валера яйца оторвёт!

– Какие яйца? – спросила я. Я была очень невинной девочкой, хотя и получила «отлично» на своём первом экзамене по математике.

Юноша и молодой человек переглянулись.

– У мужчин есть яйца! – строго сказала мне моя подруга.

В яхт-клубе она всегда становилась очень важной. Я иногда робела, чувствуя себя приживалкой богатой наследницы.

– А я думала, что яйца есть у кур, у гусей. У страусов ещё вот есть. В общем, у птиц. А мужчины же – они не птицы! – мне стало так обидно, что эта кудрявая всезнайка демонстрирует мне своё превосходство при очень взрослом и очень старом мужчине. Воображала!