Татьяна Соломатина - Мой одесский язык

– Работаете?

Не слышат.

– Вы уже открылись?

Не замечают.

– Мы хотели кофе и выпить!

Слились с пейзажем.

Сворачиваем за дом с шарами на Гоголя.

Уличная кафешка у забора из раскрашенных велосипедов. Резкий уклон к дороге. Сидим чуть накренившись, как на палубе.

– Два кофе, две текилы.

– Капучино? Эспрессо? Американо? По-турецки?

– По-турецки. Текила «золотая». Любая «золотая». Две по сто.

– По сто нет. Есть по пятьдесят.

– Ну, тогда четыре по пятьдесят.

Уходит. Возвращается.

– По-турецки нет.

– Тогда…

– Кофе вообще нет. Света нет.

Нет света – нет кофе. Знаем! Как же ещё подогреть песок, если по-турецки, или воду, если кофе? Только светом. Не огнём и не солнцем. Но такие блики вокруг, так несуетна нереставрированная, домашняя, уездная улица Гоголя, так хорошо, что можно и без кофе.

– Ну, тогда только четыре по пятьдесят.

– Что будем закусывать?

– Закусывать будем текилу. Лимоном. Больше ничем. К тому же нет света.

– Света нет, а закуска есть.

– А мы не будем закусывать. Чтоб просветлело.

Уходит.

Тишь. Гладь. Покой. Одесское утро. Улица Гоголя ленивая и неспешная, как одинокая старая тётушка, отписавшая свою недвижимость семиюродному племяннику, чтобы было кому похоронить. И пусть света и теперь нет, но зато ей спокойно, что её закопают по-людски. Или, как раньше говорили – по-лю́дски. Мне даже больше нравилось. И она, тётушка, наслаждается августовским утром, выйдя в затрапезном халате на старенький балкон. Рассматривает редких прохожих. Кормит голубя крошками чуть подсохшей сдобной булки. Племянник ждёт, когда же уже можно будет толкануть недвижимость в центре, тут же такой спрос, и цены вновь подросли. Она же была такая старенькая, что он не сильно волновался. Прошло десять лет, она всё ещё такая же старенькая, и он уже сильно беспокоится. Но одинокая тётушка смотрит и смотрит на прохожих, кормит и кормит старого голубя крошками чуть подсохшей сдобной булки. Это раньше хотелось покоя. А теперь, когда есть семиюродный племянник, есть зачем жить. За его беспокойство.

– Пиривизи мине солкосэрыл! – широко расставив ноги в допотопных байковых панталонах, гудит тётушка с балкона на всю тихую уютно-солнечную улицу Гоголя в мобильный телефон. – И шо ты киричишь на мине? Я его не ем, я им жопу мажу. Тибе скоро достанется квартира у самом центре, а тибе жалко солкосэрыла для моей жопы? Тут уже всё выкупили, одна я тут мажу и мажу жопу солкосэрылом, так тибе жалко мине того нещясного копэешного солкосэрыла? И ещё мине купи этого…

Голубь согласно гулит и кивает, расхаживая по перилам и одобряя список всего «этого».

Разноцветные велосипеды, уклон вправо, голуби и солнечные пятна на асфальте.

– Заеба́-а-анский край мурма́-а-а-анский! – отчаянно вопит официант, падая с подносом, на котором стоят четыре по пятьдесят. Встаёт. Пинает поднос. Быстро берёт и собирает. Быстро наклоняется, берёт и собирает.

Уходит.

Возвращается с графином в руках. Ставит на стол. Из карманов достаёт две текильные рюмки. Ставит на стол.

Разноцветные велосипеды, уклон вправо, голуби и солнечные пятна на асфальте.

Прозрачно. Свежо. Жаворонково.

Доброе утро, Одесса!

На мне коричневое школьное платье. И белый передник из батиста с прошвой.

Всё сшила бабушка.

Это не просто коричневое школьное платье – это искусство. Это не просто белый передник из батиста с прошвой – это шедевр!

На мне белые гольфы. Из Москвы. На мне белые кожаные босоножки. Из Витебска. На мне апельсиновый скрипящий пахучий ранец. Из Прибалтики. На мне белый бант. В руках у меня букет астр.

На асфальте солнечные пятна. Я иду первый раз в первый класс. Через Воровского. Наверх, к Советской Армии. И чуть налево. Иду за руку со старшим братом. Родители на работе. У мамы у самой первое сентября, и она никак. А у папы просто рабочий день, и он мог бы отпроситься, но я с папой не хочу. Я хочу с братом. Потому что я иду первый раз в первый класс, а он идёт первый раз в последний класс – десятый. Он уже курит с лихостью подростка-переростка прямо по дороге в школу, не отпуская моей ладони. И кажется мне удивительно взрослым. Взрослый брат – это хорошо. Если не навсегда, то радоваться надо и тому отпущенному хорошему, что есть. Это оно потом – «было». Сейчас-то – есть. И первый раз в первый класс мне очень хорошо с ним за руку.

Все первоклашки стоят у входа в школу, а я стою с братом в компании старшеклассников за кирпичной стеной, той, что по Книжному переулку. Той, что выходит на библиотеку имени Ивана Франко. Той, что банк, булочная и просто в эпизодах.