Тетка наклонилась, потянула снизу одежки.
– Фу, какое трико грубое. Гарнитур для бедных.
И сама всё застегнула на Клаве – как на маленькой.
Они поднялись в лифте и оказались в квартире, в какой Клава и не бывала никогда. Только по телевизору видала в мексиканских фильмах. Так с телевизора и завидовать нечего, там всё далеко: за экраном.
Мужик куда-то исчез, а женщина хлопотала вокруг «маленькой гостьи», как она повторяла к большому удовольствию Клавы.
– Сюда. Белесенькая какая. Вот здесь будем спаиньки. Только сначала маленькую гостью помоем и переоденем. Стой ты, – вдруг резко, и снова ласково: – Я всё сама.
Она снова умело расстегивала все молнии и пуговки.
– Женское дело – штанишки снимать, запомни на всю оставшуюся жизнь. Да и в раю, наверное, то же самое: а иначе – какой же рай? Остальное всё врут – и учителя, и политики всякие. Писатели тоже врать мастаки: литературу себе придумали. Штанишки спускать и расслабляться – вот и вся жизнь женская. Будешь штанишки спускать вовремя – будешь жить в любви и кайфе. Вовремя, но как можно чаще. Вот так. И такую писеньку никто еще своим грязным еблом не пропырял. Сейчас помоемся и подмоемся.
Она увлекла Клаву в огромную ванную – куда больше их квартирной кухни. Сверкающую как операционная, где Клаве год назад выдирали гланды. Тут было всё: ванна полукруглая и горшок обычный, и похожее на горшок приспособление с кранами.
Незаметно как-то тетка и сама разделась, оказавшись толще и дряблее, чем показалась на улице в темной коже.
– Зови меня Наташей, понятно?
– Понятно, тетя Наташа, – постаралась Клава ответить как можно вежливее.
– Какая тебе тетя? – тетка как бы в шутку, но довольно больно хлестнула Клаву по щеке. – Наташей. Как старшую подружку твою. Ну-ка? «Я тебя люблю, подружка Наташа» – повтори!
– Я тебя очень люблю, подружка Наташенька, – догадалась Клава расцветить обязательную фразу.
– Вот, молодичка, вот умничка.
Она обливала Клаву шампунем, промывала водой – и ласкала, ласкала непрерывно всеми пальцами, которые словно бы жили отдельной и очень резвой жизнью.
– Хвасталась, что большая, а совсем девочка. Ты и не чувствуешь здесь ничего? Ну, рассказывай! – снова хлестнула по щеке.
Клава припомнила честно:
– Похоже, как когда папуся порол, но не так, – Клава польстила доброй хозяйке.
– Ах он старый садист! Так он такую круглую попочку порол?
– Ага, – с удовольствием нажаловалась Клава. – И мамусенька помогала.
– Вдвоем? А потом?
– А потом папуся драл ее как следует.
– А чем же порол твой старый папуся чертов?
– Ремнем. Но пряжкой не бил, только кожей, – добавила она для справедливости.
– Ух ты какая: целочка, да не девочка. Ну-ка пошли.
Она обтерла Клаву старательно, но как-то торопливо.
– Ну пошли спаиньки. А ты в Спящую красавицу никогда не играла?
– А как это?
– Когда ты спишь и ничего не слышишь. А чего-то с тобой делают, делают… – затянула Наташа мечтательно.
– Не-а.
– Ну, значит, спи. Выпей вот.
Наташа принесла в чашке вроде чая.
Только горького и холодного.
Клава и так хотела спать. А тут и совсем заснула. На такой кровати, на какой и рядом не лежала никогда.
И только едва слышала сквозь сон возню Наташи на себе. Далекую и приятную.
Или кровать такая хорошая?
Утром Наташа была сердита, но не дралась и даже не ругалась.
– Ну? Продрыхлась? Надевай вот вместо твоих половых тряпок. В переносном смысле – половых: которыми на кухне полы моют.
Клава робко надела настоящее шелковое белье. Да и шелка на него ушло меньше чем с носовой платочек – больше кружев.
– Вот так, теперь что-то. Сейчас есть будем.
Наташа разгуливала по квартире совсем голая.
– Ну иди. Где кухня, еще не разглядела? Постой. Ну-ка, сними снова.
Клава с сожалением сняла обновки, думая, что их у нее отнимают.
– Не умеешь раздеваться. Надо, ну я не знаю, с оттяжкой. Будто каждым этим кружавчиком подарок делаешь. И одеваться – словно не хочется, да строгая мама заставляет. Давай-ка снова.
Клава старалась понимать и выполнять приказы, чтобы остаться здесь. Чтобы не прогнала Наташа обратно домой – к папусе с мамусенькой. Да мамусенька и убьет теперь.
– Ничего. Надо чтобы с тобой Шурачок поработал. Поставил тебе личный стрип. Он педик, так что твой весенний пейзаж ему до лампочки, но на постановки – талант!.. Ладно, жрать пошли. Кушать пора маленькой девочке.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу