Михаил Чулаки - Во имя Мати, Дочи и Святой души

И сама Свами широким движением бросила поверх лоскутных подстилок серебристый плащ.

– Радуюсь и повинуюсь, сладкая Свами.

– Радуюсь и повинуюсь, – хором.

Двое мужчин, мальчики совсем, ровесники, наверное, ослабили петли, вынули руки и ноги Клавы и она тотчас повисла на их руках. Они осторожно уложили ее на серебряный плащ, расстеленный для нее самой Свами.

Клаве было хорошо и совсем не стыдно перед мужиками.

– Хорошо. Ты, Валерик, можешь сестрице братское целование дать.

Валерик покраснел – Клава заметила! – опустился на колени и поцеловал в губы, в соски и в то самое место, которое Клава не знала как называть даже про себя в святой этой зале.

Свами проницательно поняла ее затруднение и, присев рядом на плащ, объяснила:

– Мы слов поганых не знаем, у нас свои, чистые, сестрические. Вот это у тебя, – она дотронулась там, где оставил последний поцелуй Валерик, – жалейка, жалеинька. А у него, Свами распахнула белый балахон на Валерике, так что обнажился бесстыдно напряженный мальчишеский признак, – ффу, принесите любалку… это у него червь противный. Все мужчины – свиньи, с червем толстым каждый! Тьфу, прости Божа… Ну и другие слова есть. А сейчас Калерочке нашей помочь нужно.

Свами достала белую баночку и стала втирать прохладную мазь в горящие места. Наступили свежесть и блаженство, видимо и обозначаемые легким словом «весталка».

– Как у Калерочки бедная жалеечка распухла, – приговаривала Свами, – крошечный мизинчик не проскочит. Вот так. Теперь всё хорошо. Ну вставай, сестра Калерия.

Клава встала. Свами нагнулась, сама подняла расстеленный плащ и облачила Клаву. Плащ был скользкий, шелковый и зеркальный – отныне все дурные взгляды отразятся от волшебной ткани и не смогут достичь Клавы и повредить ей.

Свами надела на голову ей венок.

– Как хорошо нашей Калерочке пришелся! Серебряный венок на власы твои цвета солнечного света!

Всегда Клаву называли белобрысой, а училка Виолетта обозвала однажды «альбиноской». А вот – цвета солнечного света. Волосики собственные всегда огорчали Клаву ломкостью, не отрастить их было даже до плечей – но если цвета солнечного света, то, наверное, они и длинные и нерушимые сделаются, как солнечные лучи?!

– Завернулась сестра Калерочка, весталка девственная в одежды новые, непорочные, беспуговчатые – и отринула прошлую жизнь в грешном мире как и прежнюю одежду грешную и пуговчатую.

Пуговиц и правда не оказалось на волшебном новом плаще, и можно было запахивать и распахивать его – единым мановением.

– Да, что-то еще надо было, – озаботилась Свами. – Ах да, любалку давайте.

Валерик подал Свами плетку и быстро поцеловал ей руку.

– Ну помолись, – снисходительно сказала Свами.

– Госпожа Божа, суди мя строже, боль претерплю, в радость улетю, – быстро проговорил Валерик.

– Ну вот, Калерочка, он будет твой братик-боровок, делай с ним чего хочешь. А за то, что его мерзкий червь посмел в твою сторону посмотреть, ему полагается отпустить немножко любалок ласковых. Ну-ка ты и приголубь своего подсвиночка!

И вложила плетку в ладошку Клаве.

Клаву много раз пороли. Но сама она – ни разу. Не знала, как это и делается.

Валерик улегся и задрал балахон. Клава стеганула неловко. Еще.

– Жалеешь. Все мы жалостливые. От наших жалеек вся натура такая. Ну можно и погорячей его приголубить – по булочкам его, по сдобненьким.

Свами перехватила плетку и приголубила погорячей.

– Поняла, сестричка маленькая? Кто как любит, тот так и голубит. Горячей надо.

Клаве нетерпеливо захотелось самой приголубить Валерика – погорячей. Она потянулась за этой хвостатой помощницей любви и принялась горячить мальчика. Как будто с каждым разом не стежок оставляла плеткой, а целовала в сдобную булочку. Это и значит, догадалась, быть весталкой действенной.

– Вот – по-нашему, по-семейному, – вскрикивала Свами одобрительно. – Тебе-то сладко, братик, от сестрички своей любалок получать?

– Сладко, – отозвался Валерик.

– Видишь – как. Всем хорошо, всем сладко. Так у нас всегда в семье. Теперь Валерик, боровок твой, будет тебе утром и вечером втирать лечение, а ты смотри каждый раз: если только нацелится червем своим поганым – сразу пусть сам любалки несет. Клади его и погорячи любя… А первой сестрой тебе станет Соня. Она тебе всё покажет в корабле нашем и порядки объяснит.

К Клаве подошла девочка повыше на полголовы в серебряном плаще и в веночке. Черные волосы, на зависть Клаве, спущены были впереди по плечам и достигали едва не колен. Не на зависть – нельзя завидовать здесь в новой сестрической жизни – на радость за сестричку прекрасную!