Татьяна Соломатина - Девять месяцев, или «Комедия женских положений»

Начмед поднял трубку местного телефона, потыкал в клавиши и буркнул в дырочки:

– Любовь Петровна, зайдите ко мне! Да, сейчас! Сейчас же!

Сел в кресло и забарабанил пальцами по столу.

Все те три-четыре, а может, и пять минут, пока старшая акушерка обсервационного отделения срочно проходила двадцать метров коридоров, отделяющих её от кабинета заместителя главного врача по лечебной работе, Романец колошматил по столешнице, а Соня мысленно напевала про коня. И выражения лиц у них при этом были тупые – тупее не бывает. Вот такими идиотами бывают те граждане, от которых, гражданочки, порой зависят не только ваши жизнь и здоровье, а также жизнь и здоровье ваших детей! Да, чуть не забыла, – а ещё они чистят зубы. И если чем и страдают, то вовсе не «синдромом бога», а кариесом.

– Что?! Что, я вас, Любовь Петровна, и вас, Софья Константиновна, спрашиваю?! Что мы будем делать с унитазом?!

Пока Соня мучительно обдумывала, что такое можно делать с унитазом, как только не применять по прямому его, унитазному назначению, и собиралась было голосом вечного троечника, неожиданно выучившего урок, гордо ляпнуть: «Мыть!», Люба подобострастно затараторила, преданно глядя в глаза начмеда:

– Палпетрович, я уже всё продумала, только не переживайте! Значит, муж Софьи Константиновны оформляет акт дарения этого унитаза...

– Это запрещено нормативными инструкциями министерства и горздрава! Родильный дом не имеет права получать подарки как от юридических, так и от физических лиц! – перебил её Романец.

– ...дарения этого унитаза фонду «Искусственная почка», – Любовь Петровна, понимающе потрусив головой, продолжила скороговорку. – Фонд «Искусственная почка» ставит его к себе на баланс и при первой же попавшейся попавшей к нам беременной с махровым пиелонефритом, а ещё лучше – хронической почечной недостаточностью отписывает унитаз нам в качестве гуманитарной помощи и разумного целевого распределения средств фонда «Искусственная почка»!

– Ну, Любовь Петровна, ну, голова! Учитесь, Софья Константиновна, соображать!

Соня смотрела то на старшую, то на начмеда и, говоря честь по чести, совсем ничего не соображала.

– Я не понимаю, почему вокруг простого унитаза, уже установленного и рабочего, возникают такие сложные ментальные построения? У нас что, более важных дел нет? Сейчас должен быть обход, и я, Павел Петрович, попросила бы вас посмотреть девочку из третьей палаты, мы уже несколько дней не можем выработать тактику, а вы тут про дурацкий унитаз почему-то говорите в кабинете начмеда, – усталым человеческим голосом проговорила она в своих собеседников.

Те посмотрели на неё так, как будто Софья Константиновна Заруцкая, великовозрастная тридцатилетняя тётка, спросила у них про «почему трава зелёная?».

– Почему-почему! Потому! Потому что КРУ! – рявкнула наконец старшая.

– Да какое дело контрольно-ревизионному управлению до унитаза? Это же не ампула опиатов и не ящик миорелаксантов, в конце концов!

– Софья Константиновна, – неожиданно сочувственно и даже негромко обратился к Соне Романец. – Контрольно-ревизионному управлению есть дело до каждой, простите, мандавошки и ссаной тряпки. А вы говорите «какой-то унитаз»... Да я за этот унитаз могу с должности слететь, а Любовь Петровна, как лицо материально ответственное за вверенное ей отделение, так и вообще присесть на пару лет.

– Господи, какой бред! – судорожно вздохнула Соня. – Свифт, Замятин, Оруэлл и Алешковский до кучи – просто мальчики!

– Добро пожаловать в вывернутое через задницу бытие! – отчего-то радостно завопил начмед. – Все антиутопии – лишь жалкое отображение реальности, потому что ни одному мастеру ни кисти, ни пера не удастся настоящий объём, настоящая цвето– и чувствопередача мириада нюансов, чтобы эту реальность, данную нам в анальных ощущениях, отобразить! – казалось, Романец даже горд тем, что вокруг такая жопа. Вернее, тем, что он в такой жопе приноровился выживать и чувствует себя как рыба в воде.

– Ничего, Соня, ты научишься, – Любовь Петровна ласково погладила её по голове.

– Вы знаете, Павел Петрович, – внезапно сказала Софья, – а вы, оказывается, умеете очень красиво говорить. Я и не знала, что вы такой оратор. Десять лет рядом с вами провела, а и не подозревала, что вы прям-таки Цицерон.

– Это у неё шок! – защитила свою новую подопечную заведующую старшая. – Не обращайте внимания! Вы же знаете, что Софья Константиновна у нас – человек очень сдержанный. Но чего на нерве не брякнешь сгоряча!