Сергей Чихачев - КУНСТ (не было кино). Роман с приложениями

Пришёл он, значит, в первый раз на работу и преступления хочет раскрывать. Убийства всякие, кражи огромные, изнасилования в крайнем случае жестокие. И карать хочет. Там смотрят – о, ещё один припёрся. Ну и дали ему действительно преступление через недельку. На, раскрывай.

А преступление такое: квартирная кража. Взломали, залезли, взяли и вынесли. Чего, спрашивается, вынесли? Штанов две штуки. Ботинки упёрли. Денег – семь условных единиц пятьдесят центов. Водки бутылку. Кассеты. Ну и так далее.

Раскрывать надо. Преступление налицо. Он месяца три возился. Потому что – давайте говорить честно – такие кражи и не раскрываются. Принципиально. Непонятно, почему до этого ещё авторы учебников по криминалистике не додумались.

Ну раскрывал он, раскрывал, глядь – потерпевший прибегает. Орёт. Чего такое? Да вот, говорит, мать вашу милицейскую, видите?! А сам чем-то несвежим в воздухе потрясает. Ботинки, говорит, родные мои, упёртые, на рынке купил. А вы сидите, мол, тут и не делаете ни хрена. Саша ошалел. У кого, брякает сдуру, купили? У кого – тот воинственно настопырился – у бабаньки лет ста пятидесяти! Я их и узнал сразу. И купил. А чего бабаньку к нам в милицию не привёл? Привёл, итить её, привёл – вон она стоит там, внизу, у дежурки. Ахнули, спускаются вниз. А бабанька-то, не будь дурой, лежит на боку, губами сиреневыми шевелит. У неё жизненный опыт, слава богу, огромный. И дежурный вокруг неё бегает. С водой. «Скорую» уже вызвал. Ему только смерти тут вот не хватало. И матерится он поэтому так заманчиво, что Лотман с Ожеговым с того света высунулись бы послушать, будь такая возможность.

Ну «скорая» бабаньку увезла. Потерпевшего – в кабинет, Сашу – к начальству. Тот охрипший вконец от матерщины дежурный его и сдал. Заберите, говорит, своего придурка. Он молодой, что ли? Так ты ему мозги вправь. Вправил начальник. Объяснил кое-что про кражи, про висяк, про потерпевших этих, козлов, и про бабанек подозреваемых разъяснил. В институте эту науку и за пять лет никто не преподаст. А тут Сашка наш через пятнадцать минут из кабинета вылетел. И уши горят, чего не было с детства. Приходит к себе в кабинет. Там потерпевший сидит. Встать, говорит ему следователь. Тот встаёт, глазами хлопает. Значит так, ты сейчас из кабинета выйдешь, понял? А я тебя на опознание приглашу. Давай сюда свои ботинки вонючие. Да не в руки мне, вон в угол ставь. И пошёл. Я позову, когда надо. Тот, офонаревший окончательно, уходит в коридорчик. И стоит там. Полчаса стоит. Сорок минут. Саша выходит. Сейчас, говорит, только понятых возьму.

В ОВД где понятых возьмёшь, чтоб не в форме были милицейской? Только в обезьяннике. Ну и возвращается наш следователь, тащит двоих в бодром темпе. Понятых, стало быть. А понятые такие: один пьяный, грязный, в наручниках, со всеми здоровается по имени-отчеству. Не в первый, выходит, раз. А второй – тот пьяный тоже, но почище и в очках. Стоит себе без наручников почему-то. Чуть не плачет. И звуки тоже издаёт. Раз в две минуты вздыхает сивушно и говорит: «Ох ты, бля, а с отцом-то там что сейчас, я и не знаю!» И так на все лады. Мыслью его накрыло, видать, как волной. Потерпевший присмирел окончательно. Заходи, говорят ему. Заходит. Видит – на стульях разложено что-то. Пригляделся. Значит, крайние слева сапоги стоят. Типа бахил. По болотам лазить. Грязные такие, что, наверное, и правда лазил кто-то. Карацупа какой-нибудь за шпионом шкандыбал с Индусом, а потом всё это говно глиняное вместе с сапогами, как у нас заведено, в музей сдал милицейский, воспитывать подрастающее поколение. Пусть видят, по какому, понимаешь, грунту ползать доводилось. В центре стоят кеды. Старенькие довольно. В этих кедах, может, бабушка следователя ещё в волейбол играла с другой женской гимназией. А справа крайние – его, потерпевшего, родные ботиночки. Чёрные. Лакированные местами. В общем, вполне ещё приличные. И листочки тетрадные вырваны с корнем, а на них номера накорябаны – 1, 2 и 3. И лежат листочки каждый у своей пары обуви.

Ну, говорит Саша, которому промывка мозгов явно на пользу пошла, гражданин потерпевший, вам предъявляется для опознания три пары обуви. Голос звенит аж. Тот, который в очках, последний раз про отца риторически спросил у публики и аж вытянулся, голос такой заслышав. Опознаёте ли вы, Саша продолжает, гражданин потерпевший, в какой-либо из этих пар свою?

Вопрос ребром. Тишина в комнате. И следователь остро так, испытующе на потерпевшего зыркает. Узнаю, подаёт голос потерпевший, узнаю родные свои ботиночки. Под каким номером? Следующий, значит, ему вопросик. Под третьим. И, совершив это титаническое умственное усилие, к ботиночкам тянется. Вдруг следователь как гаркнет: Минуточку!