— Я сейчас! — бросает Ромка и исчезает в классе. Дверь в кабинет открыта, и я вижу, как Ромка роется у себя в ранце. Он появляется, держа что-то в кулаке. Но ко мне не подходит — стоит у входа в класс и следит за Людкой. Вот она оказывается между нами. Ромка стремглав бежит в мою сторону и сбивает Людку с ног. Девочка падает. Ромка виновато стоит перед ней. Людка поднимается, потирая ушибленную коленку:
— Дурак!
— Конфету хочешь? — Ромка протягивает ей «Гулливера», самую большую и красивую конфету, такую я видел только на Новый год. Людка растерянно смотрит на Ромку, потом переводит взгляд на меня.
— А давайте вместе её съедим! — и правильная Людка, поднапрягшись, ломает конфету на три части.
Почему-то этот день сближает нас с Ромой. Мы ходим друг к другу в гости, правда, Ромка больше любит бывать у меня дома. Мы играем в настоящих оловянных солдатиков — моему папе сослуживец привёз из-за границы несколько наборов. Солдатики красивые — такие не только у Ромы, вообще мало у кого в городе найдутся. Фигурки изображают воинов разных времён и стран. У одних на головах высятся кивера, грудь перетянута белыми лентами. Мундиры разных цветов — синие, красные, а у солдат нынешней армии — хаки. Солдатики идут в атаку, держат знамя, стреляют с колена. Есть и всадники, и артиллеристы. Есть несколько танков и штук пять пушек.
Мы располагаемся на полу. Я приношу с кухни пару табуреток, переворачиваю их, образуя гигантские крепости. Солдаты идут на штурм, сидят в засаде. Мы забрасываем их пластилиновыми снарядами, сбиваем с ног, кричим «Ура!», берём пленных и горячо спорим, кто победил. Когда наши крики становятся слишком громкими, мама входит в комнату:
— Мальчики! Мыть руки и обедать!
Я иду в ванную, оттуда в кухню. Там Ромки нет.
— Позови своего друга! — просит мама.
Моя мама всегда вкусно кормит нас. Варит ароматные наваристые борщи. К ним подаются свежие круглые пампушки, натёртые чесноком. На второе обычно пышные, большие и сочные котлеты с гарниром из гречки или вермишели. Запивается обед сладким компотом из свежих ягод и фруктов (это летом и осенью, а зимой и весной — из сухофруктов).
Захожу в комнату. Ромка открыл стеклянную дверцу серванта и скользит пальцами по спинкам слоников, идущих один за другим вдоль выгнутого рога.
Однажды я пожаловался Ромке на своих родителей.
— Понимаешь, они хотят, чтобы я учился музыке! Давай, говорят, купим тебе пианино. Представляешь! А я им: какое пианино! На нём только девчонки играют!
Ромка покосился на меня, криво улыбаясь:
— Ну а ты скажи им, что на баяне будешь играть. Баян — это тоже инструмент.
— Правильно, Ромка! Так я им и скажу!
Родители мои чуть в обморок не упали, когда я им заявил про баян.
— Может, тогда уж лучше аккордеон? — робко спросили они.
— Нет! Или баян, или вообще не буду играть ни на чём! Я — не девчонка!
Мы сидим с Ромой у него дома у окна на диване. Играем в шахматы. Сидеть, спустив ноги, очень неудобно — надо ведь повернуться к доске лицом, поэтому приходится подгибать колено. А так хочется забраться с ногами, сесть по-турецки! Но я не решаюсь — вдруг испачкаю потёртую холстину дивана? Хотя я и в носочках, но ведь в них прошёл через коридор и комнату, мог собрать пыль… Мне очень неловко в гостях у друга. Сколько раз я приходил к нему, и меня ни разу никуда, кроме этого дивана, не приглашали. Самому проситься — стеснялся. И сидел, не вставая до тех пор, пока не нужно было в туалет. Тогда я извинялся и торопился уйти. Ромка хитренько улыбался и с простецким видом уговаривал оставаться ещё. Я отказывался, вспоминал, что надо маме помочь, с сестрой погулять. И поскорее шёл к входной двери…
— Сейчас, погоди, — останавливал Ромка уже в прихожей. Обувшись и одевшись, я стоял, хотя каждую секунду со мной могла приключиться неприятность. А Ромка исчезал в туалете. Слышалось лёгкое журчание, потом резкий звук смываемой воды. Ромка щёлкал выключателем, упирался одной рукой в дверной косяк, а другой то чесал макушку, то прикрывал зевающий рот. Он хитро смотрел на меня и, с трудом сдерживая смех, спрашивал:
— Может, останешься? Чайку попьём?..
На этот раз Ромкина мама оказалась дома. Она обещает нам угощение. Я отнекиваюсь, говорю, что только из-за стола, но она уже гремит посудой, и вот вносит большой табурет, ставит его рядом с диваном. На табурет кладётся кухонное полотенце. Ромкина мама снова уходит в кухню и вскоре появляется, неся в руках две тарелки. На одной лежат четыре толстых куска чёрного хлеба, а на другой в мутной жиже плавают перепончатые студни.
Читать дальше