Орфеева Эвридика, женщина-гора, она всё знает про Толстова-Достоевскина, она говорит на животных: мои-мои, — она говорит: я не пойду мимо Мытищинского морга, потому что это неприлично. Она становится толстый мальчик, который входит в сны.
Майка Пупкова ещё не знает, что в ней бьются два национальных бога, и будет очень удивляться, когда среди жалкого летнего дня мороз по коже и на изматывающем, зудящем холоде испарина. Кроме того, эти иссекаемые дети и неизлечимые болезни, хромосомы-шромосомы, которые не так соединились.
Женщина — человек, сатана — человек, Бог — человек. Кто же зона? Раскручиваешь барабан револьвера и стреляешь в рот одним патроном в русской рулетке. Оттуда вылетает птичка и кричит на солнце под дождём: «ещё». Зелёные травы на длинных стеблях, как черви, вращают головами за внятной мыслью про то, что счастье — это перестоянное несчастье, а зона — это подстава.
Один национальный Бог — русский Христос, другой национальный Бог — нерусский Христос. Нет особого пути, есть местный колорит. Закон совершенства минус закон тождества равняется герой. Марья Родина и все люди, но каждый узнаёт себя.
Чёрная дыра узнаёт, что она сверхъяркая звезда. Ухарь узнаёт, что он расколовшийся. Смертник узнаёт, что он воскресший. Несчастный узнаёт, что он счастливый. Всё узнаёт, что оно после всего. Индеец узнаёт в себе человека. Инопланетянин узнаёт в себе ангела. Мутант узнаёт в себе Бога. Послеконцасветец узнаёт в себе любовь. Мария узнаёт в себе Гену Янева, Веню Атикина, Финленсиныча, Никиту.
Зона узнаёт в себе сатану и захватывает небо. Но все трагичны, они у себя на крючке. Начальников подставили, чмо — Бог, несчастье — счастье, последние — первые, слава — фук, слова умрут, все спасутся.
Когда Толстой и Достоевский стали старички, когда Шаламов стал безумцем, когда Пушкин стал большенький. Никита вышел из дома, подпёр палкой снаружи дверь как в деревнях, и подумал, нельзя бесконечно уходить от себя, надо когда-то ответить, кто ты, зона, подстава, сатана, полный мальчик Орфеева Эвридика, худая девочка Майка Пупкова, дама Марья Родина.
Террористы и антитеррористы думают друг на друга, что они антитеррористы и террористы и входят в одно землячество, в котором бог — Калиюга, женщина с кровавым языком, глазами, лоном, грудью, животом, руками и ногами.
Эпоха, которая длится более 5 тыс. лет по подсчётам буддийских специалистов, самых специальных специалистов в специальности, и которая закончится через 2 года, с началом новой войны, после которой земля опустеет, миром станут править мусульмане и китайцы, а европейцы наконец-то станут христиане.
Это будет эпоха, когда земля и небо поменяются местами, человек встанет с головы на ноги, это будет эпоха шестого солнца и встречи с самим собой, когда в нашей галактике появится комета и станет нарастать дембельским аккордом.
Соловьёв, Вера Верная, Ренессансная мадонна, Постсуицидальная реанимация, Саам, Ирокез, их жёны, их мужья, их дети на острове Соловки переберутся на звезду в созвездии Альфа Центавров с похожей биосферой и заложат там основы новой цивилизации, смысл которой будет тот же, что и этой, то, что внутри — снаружи. Вообще, каждому будет по его вере.
Майка Пупкова родит мальчика Гену Янева-2, он будет идти с дедушкой Никитой на рыбалку по лесной дороге и говорить: дедушка, а ты умеешь двигать предметы взглядом? Дедушка будет отвечать: как два пальца, мнучек, но дело не в этом. А в чём дело, противный дед, не тяни кота. Дело в том, мнучек, что на фронтоне храма Апполона в Афинах была надпись, познай себя, это ты.
Большенький Пушкин, старички Толстой и Достоевский, безумец Шаламов смогли утешить космос, что он христианская церковь, а не полный звиздец, ещё в Кали-юге, с её причастьем готтентотов на всех флагах, если наши зажарили и съели из соседнего племени, то это добро, если нашего зажарили и съели из соседнего племени, то это зло.
В «Станционном смотрителе» Пушкин вывернул эпическую перспективу в лирическую перспективу. В «Хозяине и работнике» Толстой вывернул лирическую перспективу в эпическую перспективу. В «Великом инквизиторе» Достоевский сказал, что мы с ним, а не с Тобой. В рассказе Шаламова «Вслед за паровозным дымом» Шаламов увидел себя, паровозный дым.
Секрет простой: нельзя играть, понтиться, а то таким станешь, в тебе поселится пустота. Всё остальное, даже преступление, несчастье, зона — Бог, потому что там есть ты — страданье.
Читать дальше