Владимир Киселёв - Весёлый Роман

Мы живем в трехмерном мире. Все, что мы видим вокруг себя, мы воспринимаем в трех измерениях — вдоль, поперек и вверх. Колхозный сад, в который повел нас с Людой Илья Гордеевич, имел только два измерения — вдоль и вверх. Поперек — отсутствовало. Деревья были плоскими, как листы гербария, какой мы готовили в школе на уроках ботаники. Яблони посадили длинными рядами, а ветви закрепили на шпалерах — проволоках, натянутых между столбами.

Илья Гордеевич показывал: «пепин шафранный», «славянка», «кальвиль снежный».

— А зачем их так растягивать?

— Есть свой расчет. Сад у нас молодой. Если бы его посадить по-обычному, он начал бы плодоносить на десятый год. А пальметта плодоносит на четвертый. Это первое. А второе — так легче с уборкой. Деревья ниже, ветки растянуты. А главное — урожай большой.

Эта полесская бедная земля, о которой, по словам Ильи Гордеевича, была сложена поговорка: «Лісу — хоч бийся, води — хоч мийся, а хліба — хоч плач», [40] 40 «Леса — хоть дерись, воды — хоть мойся, а хлеба — хоть плачь». — хорошо родила яблоки.

— Так и хозяйнуем, — сказал Илья Гордеевич. — Льноводство, садоводство, птицеводство.

Садоводство мне понравилось, но вот птицеводство…

Я еще прежде спросил у Оксаны Митрофановны как у специалиста, почему от Киева до Залесья во всех селах держат только леггорнов.

— А где вы их видели? — удивилась Оксана Митрофановна.

— Да везде. Вот хоть и у вас.

— Это не леггорны. Леггорны другие. Эта порода называется «русские белые».

Я подумал, что «русскими белыми» в гражданскую войну называли совсем другую породу.

— А откуда же взялось столько «русских белых»?

— Колхозы разводят. А люди берут цыплят в инкубаторах, яйца под наседок подкладывают. Выгодно. Несутся хорошо. Поэтому другие породы и перевелись.

Мы с Ильей Гордеевичем и Людой зашли на птицеферму. Крупная организация. Пятнадцать тысяч кур, которых обслуживают пять птичниц. Работы хватает. Кормят этих тварей как в санатории — четыре раза в день. Яиц они несут по сто восемьдесят девять штук в год на каждую курицу. Все яйца нужно собрать, за всеми курами нужно убрать, к тому ж у них бывают их сложные куриные болезни, и поэтому их нужно лечить и ублажать. Цыплят кормят крутыми яйцами, творогом, крупами, дают им антибиотики и рыбий жир.

Шумно на этой птицеферме. И очень воняет. В общем, у нас в литейном как-то тише и прохладней.

Возле птицефермы мы встретили председателя колхоза Кирилла Ивановича Филимоненко — младшего брата колхозного кузнеца. Он был совсем непохож на брата — толстый, подвижный, веселый дяденька. Председатель подмигнул Люде, поздоровался с Ильей Гордеевичем, пожал мне руку, сказал:

— Слышал, слышал, как на вербе груши растут, — и радостно сообщил Илье Гордеевичу: — Отказали. Говорят, никому не нужны эти рекламные трюки.

— Я ж предупреждал, — с достоинством отозвался Илья Гордеевич.

Председатель махнул рукой и, не прощаясь, часто и торопливо перебирая ногами, покатился на ферму.

Мы пошли домой. По дороге Илья Гордеевич рассказал, что колхоз имеет свой консервный завод. Овощные консервы и маринованные грибы получаются очень хорошие. Получше, чем на иных государственных заводах. Вот председатель и придумал заказать в Чернигове, в типографии яркие цветные наклейки на консервные банки с такой надписью: «Колхоз имени XVIII партсъезда села Залесье всем своим достоянием отвечает за качество этих консервов».

Илья Гордеевич смущенно покашлял.

— Тут до вас милиционер…

— Какой милиционер?

— Да Михайло. Здешний.

— А где он?

— В холодке. Под грушей вас дожидается.

Люда как-то напряглась и с опаской посмотрела на отца. Яблоки, выросшие в одну ночь на тополе, по-видимому, уже заинтересовали местную милицию. Во всяком случае, я других грехов за собой не чувствовал. А может, это по поводу плаката, появившегося на колхозном коровнике? У входа? Доярка Анна Голобуская, которую Люда спасла во время пожара, оказывается, иногда доливала воду в молоко. И пацаны — еще до моего приезда — повесили у входа в коровник плакат: «Нема надою — доллєм водою». [41] 41 «Нет надоя — дольем водою». На него никто не обратил внимания, но вот приехало какое-то районное начальство, которое внимательно читает все плакаты, и устроило скандал. Все считают, что и это моих рук дело. Теперь еще долго со всеми сельскими происшествиями будут связывать мое имя.

— Сейчас выйду, — сказал я неохотно.