Воле Шойинка - Интерпретаторы

— Но у меня отняли все, все...

— Вы сами сделали выбор, — сказал Саго.

Внезапно, почувствовав присутствие постороннего, Мертвец встрепенулся.

— За нами наблюдают. — И он нырнул назад, в гардероб.

Дехайнва вошла в комнату.

— С кем это ты разговаривал?

— Я молился.

— А мне показалось, что ты с кем-то разговаривал.

— Может быть, сам с собой.

— Ты болен.

— Это точно. Болен от гардероба.

Она бросилась к шкафу и начала в нем рыться; капли дождя стекали с плаща на пол. Саго следил за ней, не понимая причины ее беспокойства. Неожиданно она притянула кровать к себе и склонилась над Саго. Напуганный, устрашенный, он выкрикнул:

— Не трогай меня!

Она перегнулась через него и взглянула в прогал между стеной и кроватью. Саго сжался в клубок.

— Что ты меня терроризируешь?

Она с силой двинула кровать к стене, и Саго вздрогнул от сотрясения.

— Ты убийца! Убийца!

Теперь она спокойно стояла над ним.

— Не сходить ли тебе к врачу?

— Я здоров. А ты уходи!

— Что ты кричишь? По-твоему, я собираюсь тебя убивать?

— А по-твоему? Ты все утро меня убивала. Сама посмотри на мои руки, посмотри. — И он поднял их.

— Они у тебя дрожат. А чего ты хочешь после попойки?

— Не в этом дело. Ты двигаешь кроватью о стену, ты суешь мою голову в двери, чтобы ее размозжить, ты пинаешь меня в живот деревянными башмаками... почему бы тебе просто не раскроить мне череп топором?

Он говорил с такой обидой, что Дехайнва подумала: «Мужчины совсем как дети. Всякая боль им кажется невыносимой». Она села на кровать и нежно положила его голову себе на колени. Саго не сопротивлялся, но потом устыдился своей слабости.

— Продолжай свое, — проворчал он и перелег на подушку. — Какого черта ты вообще вернулась? Если уж хочешь обнимать меня, сначала просохни.

Ее реакция изумила его. Слезы брызнули у нее из глаз, и, чтобы скрыть их, она с новой яростью стала обшаривать комнату,

— Может быть, я видел то, что ты ищешь?

— Папку. Я вчера захватила ее домой.

— Служебную папку?

— Нет, домашнюю.

— К чему этот сарказм? Скажи мне, это были секретные документы?

— А ты их видел?

— Я же не ясновидящий.

— Прошу тебя, Саго...

— Под передним сиденьем машины.

— Но как же...

— Я сам ее туда положил. Взглянул в нее, когда ты ходила по магазинам. Ты чуть меня не поймала, и тогда я сунул ее под сиденье.

Она взглянула на него, словно выбирая способ убийства.

— Ничего там и не было, — издевался Саго. — Ничего для скандального разоблачения.

Опять к горлу подступила тошнота, и Саго сжал кулаки, но это не помогло. Дехайнва, скрывая радость, распахнула дверь настежь. Минута мучительной тишины — и затем с размаху она хлопнула дверью, и голова его оказалась между вагонами изгибающегося поезда. Таких женщин... убивать мало... И забыв о болезни, Саго прыгнул ей вслед и рухнул на пол, ударившись о гардероб. Ища опоры, он ухватился за него, и глаза его тотчас встретились с окаменевшими глазами отвратительных полированных сучков. Он поспешил назад, в постель, удивленный предательством своего тела. Обычно его подводила лишь голова. Однажды, в бытность студентом, он с похмелья вскарабкался по оконным выступам на третий этаж общежития, но черный револьвер не понявшего его намерений нью-йоркского полисмена заставил спуститься вниз.

— Я только хочу в свою комнату, — объяснил он, и полисмен улыбнулся.

— Ясно, ясно, только давай слезай, черномазый.

После короткого сна, от которого стало еще хуже, сэр Деринола появился опять. Почтенный баронет вылезал из шкафа трясущимся задом вперед, и Саго пронзительно расхохотался, отчего висок его вновь пошел трещинами, как ветровое стекло.

— Это была ваша дама? — спросил Мертвец.

Саго не хотел с ним разговаривать и притворился, что спит.

— Вы не желаете со мной говорить? — В голосе баронета звучала обида. — Вы понимаете, что вы мой единственный друг?

— Я ваш друг?

— Да. Не надо о прошлом. Вернее, именно о прошлом следует вспомнить. Вы и были моим другом. По крайней мере вы говорите мне правду в глаза, а с некоторых пор для меня это очень важно... Ведь в прошлом нам было не до правды, не так ли?

— Опасаюсь, что так.

— А теперь у меня нет ничего, кроме правды. Только правду я вижу теперь, денно и нощно следя за живыми. Бот поэтому... Погодите-ка, я сниму... — Он снял бюстгальтер. — Теперь вы довольны?

— Мне все равно. Я напомнил вам вашу собственную философию. Сам я люблю одеваться.