Ада Самарка - Дьявольский рай. Почти невинна

Утром мы говорили о ней с отцом.

Сидя на своем диване и поддерживая у горла белую простыню, я, с открытостью непорочной и наивной младшей сестры, со всеми чувствами, какие должны быть присущи настоящей профессорской дочери, рассказала ему все про спины, про пляжи, про обрывки слов и «как это было на самом деле». Про вечер я молчала, по-гурмански выжидая более подходящего момента. Оттягивать удовольствие – это высшее благо для моей подлой души. Потом, за завтраком, делая каменное и одновременно очень выразительное лицо, которое позволяло проникаться всем драматизмом моего перепуганного недоумения, я сказала, что есть еще что-то.

Мы даже пропустили восьмичасовую перепалку. Родитель и резко похорошевшая младшенькая в состоянии глубокого шока пытались анализировать сумбур действий одурманенной и замужней старшей. Как так?

Вот именно (хе-хе), как же так, а, папа? Ведь мы с тобой теперь единая сила против нее , а не вы с ней против меня . Во дела, а?! Ну, ничего. В тебе, сестренка, слишком много порядочности, и даже если этот лысый павиан тебя уже трахнул, то мозги твои все равно так просто не изменятся, и, следовательно, я устрою тебе оппозицию, куда более мощную, чем та, что могла бы устроить мне ты, окажись об руку с папашей. А теперь держись и разреши пожелать тебе удачи…

– Папа, ты знаешь, – со всем своим мастерством запиликала я детским голоском, ласково и ладно, как в моменты, когда идет переменка между нашими ссорами и ругаться не о чем, – вчера было что-то странное. Не знаю, имею ли право говорить, но Мирослава… вела себя странно… необычно… ты следишь за моими мыслями? Да, несомненно, то, что я сейчас сделаю, – предательство с моей стороны, да еще какое! Это подло и не по-братски, но я обязана, я вынуждена форс-мажорностью обстоятельств, всей опасностью угрозы, нависшей над всеми нами, я должна сказать тебе это… – Я напряженно сглотнула: – Вчера она не была с нами .

Мы шли дальше, поравнявшись с Капитанским Мостиком и деревом, где тогда, 4 дня назад стоял этот стервец. Пахло ночью.

– С чего ты взяла?

– Ты не понял… вчера даже идиоту было ясно, что с ней что-то не то. Что она что-то задумывает.

– Я это заметил. Так она?..

– Да . Да, она оделась, как на бал, надушилась так, что…

– Короче.

– Если бы все было легально, то она бы не шугалась так. Мы просто дошли до «днепровской» столовки, побродили по парку. Она была какой-то отрешенной, что ли, и потом чего-то не захотела идти через ворота, а решила обойти вокруг, мимо шестого корпуса. Я чувствовала что-то fishy, ну, ты понимаешь, что-то не то. И потом она как-то встрепенулась, как-то… она сказала какой-то бред, что-то бессмысленное, понимаешь, и потом… и потом… как рванет на Мостик !

Воцарилась пауза. Мы спускались на пляж. Узкие пролеты позволяли двигаться только друг за другом, и я не видела его лица.

– Это был он . Он, я уверена, я слышала его голос. Боже мой… какой кошмар, я же боюсь его… когда эта мразь оставит нас в покое?! Я же просто боюсь теперь…

– Shut up, – буркнул папаша. – Ну что ж, я так и думал. Хотя все равно вышло неожиданно.

В это утро на меня никто не орал, а обида, нанесенная вечор, постепенно растворялась в садистском смаковании грядущего воспитательного процесса. Особенно обрадовал Гепард, как ни в чем не бывало явившийся в половине десятого (удивительно свеженький после вчерашнего). И бодрящее зрелище папашиной и Мироськиной спин, медленно удаляющихся к «соборику».

Я меланхолически поплавала, пнем свалившись с пирса, в смешной пародии на настоящий прыжок, который, как и многое в этой жизни, был мне неподвластен.

Мое удовлетворенное загорание прервал мышиный кулачок сестры.

– Выключи! – адресовалось плееру.

Я вяло нажала на «стоп», сняла один наушник, потом второй, потом очки, потом села, потянувшись, вытерла лицо, зевнула и только потом сонно обратила свое тусклое лицо к сестре. Она была раздражена и растрепана.

– Это ты родителю рассказала? – грубо начала она без всяких приветствий.

Я протерла глаза еще раз:

– А?

– Ты… ты… мне отец сейчас устроил скандал! Скандал! Это ты, маленькая сучка… Я же просила тебя!

Я изумленно моргнула, потом моргнула еще раз:

– А?

– Значит, это Зинка… Вы обе… маленькие сучки. Мне Саша говорил…

– Ах, Саша. Ну и как, как там вчера, чем вы занимались? О чем говорили? Его папа, кажется, не очень любит?