Никколо Амманити - Грязь

Лицо Ринальди раздулось, как волынка.

Губа рассечена. Нос разбит в кровь. Гааза опухли. И, несмотря на это, губы растянуты в счастливой улыбке.

«Какого чер…» — Серьга не успел произнести, как Моннецца еще раз двинул адвоката кулаком по лицу.

Адвокат издал слабый стон.

«Он чокнутый! Понимаете? Ему нравится, когда его бьют. Он так устроен. Он же извращенец поганый…» — популярно объяснил Навозник.

Сейчас он был похож на Пьеро Анджела [6] Известный итальянский телерадиожурналист. .

Серьга не выдержал. Он бросился на Навозника, и, сцепившись, они повалились на пол.

«Ты придурок. Посмотри, что ты наделал! Ты его изувечил. И что теперь? Ты все испортил! Если мы его сфотографируем, подумают, что мы ему избили, напали на него… нам никто никогда не поверит. Все теперь бесполезно… я тебя урою. Убью тебя!» — говорил Серьга, пытаясь откусить Навознику ухо.

Они катались по полу, нанося друг другу удары, кусаясь, тягая друг друга за волосы, в то время как адвокат Ринальди плакал и смеялся одновременно.

Микеле Тродини засунул мощную петарду за пятьдесят тысяч лир в горшок с мамиными геранями и нацелил ее на террасу.

Точно.

Он чиркнул спичкой и поджег фитиль, который сгорел быстро.

Петарда полетела, оставляя за собой след из красного дыма, прямо к цели, однако на полпути закрутилась вокруг себя и сбилась с курса, направляясь вниз, ко второму этажу. Микеле увидел, как она скрылась в одном из окон. Яркая голубая вспышка озарила комнату, а потом раздался оглушительный взрыв.

Микеле направился к отцу и деду, готовый к тому, что сейчас ему влетит за то, что он натворил, но отец и дед были слишком заняты стрельбой.

Микеле стиснул зубы и, поскольку больше ничего не оставалось, взял следующую петарду.

НАЧИНАЕТСЯ ОБРАТНЫЙ ОТСЧЕТ!

Десять!

Роберта Пальмьери медленно продвигалась к четвертому оргазму. Тому, который огненный. Тому, который должен привести ее на вершину блаженства. В высший экстаз. В нирвану. В контакт с обитателями звезд. Да, да, она кончает. Черт побери, она кончает. Она чувствовала, как оргазм поднимается в ней, накатывает неумолимо и неостановимо, как река, сметающая плотину.

Этот оргазм должен опустошить ее и тысячекратно наполнить блаженством.

В голове у нее раздавался грохот.

Грохот взрывов. В какой-то момент ей показалось, что он доносится снаружи. Нет, это невозможно, все это — только в ее голове.

Она ускорила ритм. В исступлении она поднималась и опускалась на Давиде Раццини, который по-прежнему лежал под ней неподвижно, как мертвый, распластавшись на полу, погруженный в гипнотическое состояние.

«Да, Давиде! Замечательноооо, Давиде! Вот… воооот…»

И она кончила.

С грохотом, от которого лопнули обе ее барабанные перепонки.

Странно, но вместо ожидаемого удовольствия она почувствовала боль. Адскую боль. Ощутила, как безумное пламя обожгло ей живот. Она открыла глаза.

Комната была наполнена густым дымом. Ее среднеазиатская гостиная была полностью уничтожена.

Она поглядела на свой живот. И увидела, что ее внутренние органы стали наружными. Ее кишки сползали на пол, как огромный дождевой червь. Скользкие, красные и обожженные.

Она попробовала подняться.

Не получилось.

Ноги!

Ее ноги лежали на полу в метре от нее, в море крови и угля, полностью оторванные от тела.

Едва осознав, что она сохраняет непрочное равновесие благодаря эрекции Давиде Раццини, она начала опасно покачиваться.

Но тут Давиде открыл глаза.

Взрыв вывел его из гипнотического состояния. В то мгновение, как он пришел в себя, эрекция пропала.

Роберта Пальмьери рухнула лицом на пол.

Делать нечего.

Гаэтано отчаялся.

Эта Анджела — настоящий флакон с духами. Добрейшей души, но по сути — флакон духов. Из тех, которые позволяют только ощутить свой аромат. И потом, что она так привязана к какому-то хаму из Нолы, когда перед ней — Мистер Танга Баньято'92.

«В общем, не хочешь пойти со мной… не хочешь отметить начало года в объятиях другого», — сказал он уныло.

Качество его ухаживаний падало.

«Я тебе сказала, я бы пошла… Но если об этом узнает мой парень…»

«Да что там у тебя за парень такой?»

«Вон он! Вон там!»

Гаэтано обернулся и увидел парня Анджелы Котиконе.

«Вот этот?» — он разинул рот.

«Да. Это он. Он — мой любимый».