Коллектив Авторов - Эта гиблая жизнь

Перевалову контракта никто не предложил. Когда он попытался выяснить у начальника КБ – почему, тот с ледяной улыбкой сказал, что в нынешних условиях им больше необходимы люди молодые, энергичные, современно мыслящие, умеющие ориентироваться в быстро меняющейся обстановке, лишенные застарелых комплексов.

Про молодость и энергичность Николай Федорович пропустил мимо ушей – какой же он старик, если ему за полвека еще только-только успело перевалить. А вот все остальное действительно было про него.

Перевалов понял, что это приговор. В таких случаях почитают за благо написать «по собственному». Но рука не поднималась. Как жить дальше, что делать, чем заниматься за стенами КБ, он не представлял. И к этому готов не был.

Жена к назревшему в его судьбе повороту отнеслась двояко.

– Дурак ты, Перевалов! – сказала она в сердцах, узнав о предложении ребят-начальников. – Такой шанс упустить! И когда ты перестанешь быть идеалистом? Сейчас, Перевалов, время прагматиков и циников. Без этого сегодня не выжить.

Наверное, она права, попытался согласиться Перевалов, но тут же подумал, что же тогда делать ему, идеалисту, в стране прагматиков и циников? Учиться их повадкам? Видимо, это и подразумевала жена.

– Но, может, и к лучшему, – тут же и успокоилась жена. – Давно пора плюнуть на ваш загибающийся КБ и поискать себе что-нибудь поприличнее. Только ты «по собственному» не уходи, пусть они тебя сократят. Тогда сможешь на бирже зарегистрироваться и получить пособие. У нас уже некоторые так делали...»

Но «сократиться» Перевалову не удалось. «У нас не сокращение, а обновление, – сказали ему. – И вы не вписываетесь». Пришлось подавать «по собственному».

Впервые после увольнения дни Николай Федорович ходил в каком-то полуобморочном состоянии и походил на снулую рыбу. Слова, звуки доносились до него, как через толстый слой ваты, а лица людей, предметы вокруг, словно из густого тумана выплывали. Перевалов валялся целыми днями на диване, ловя на себе встревоженные взгляды домашних. Внутри было пусто, а сам он, будто оборвавшийся лифт, с нарастающим ускорением обрушивался в эту пустоту.

Но прошло время, падение прекратилось, туман рассеялся, предметы обрели очертания, звуки – отчетливость... Переживания переживаниями, но надо было что-то предпринимать. Очнувшийся мозг услужливо напоминал о том, что под лежачий камень... А еще притчу о двух лягушках, попавших в кринку с молоком. Участь лягушки, утонувшей из-за собственной пассивности, Перевалова не устраивала, да и как-то привык он за многие годы чувствовать себя кормильцем семьи, а посему решил браться за поиски нового места под сегодняшним неласковым солнцем.

Дело это для него, имевшего одну-единственную запись в трудовой книжке и никогда не менявшего профессию, оказалось архисложным. В огромном промышленном городе две трети трудоспособного населения работало в оборонке. Но ее предприятия в последнее время, словно какой-то страшной эпидемией охваченные, чахли одно за другим, отхаркивая толпы оставшихся не у дел работников. Перевалов сталкивался с ними на улицах, в магазинах, в общественном транспорте, где то и дело вспыхивали конфликты кондукторов с зайцами, оказывавшимися по большей части бывшими итээровцами с оборонки. Они попадались ему всюду. И больше всего их было на бирже труда.

В первый раз Перевалов забрел сюда, испытывая сильное внутреннее сопротивление. Само понятие – биржа труда, где идет постыдная купля-продажа рабсилы, ассоциировалось у Перевалова с «их нравами» и загнивающим капитализмом, который, не успев догнить там, «за бугром», переместился сюда. Да и в слове «безработный» чудилось ему что-то постыдное, сравнимое с бомжами или нищими.

Однако не обнаружил на бирже Перевалов ни тех, ни других. Вполне приличная публика здесь толклась, изучая официальную информацию о вакансиях и обмениваясь собственной. Попадались и знакомые ребята. И чем дальше, тем больше нравилось Перевалову заходить сюда. Было тут что-то вроде клуба по интересам, где собирались такие же, как он, бедолаги и осколки прежней жизни, не успевшие приспособиться к нынешней.

Походы на биржу приносили Перевалову некоторое облегчение. Теперь, по крайней мере, он видел и знал, что не одинок в своих бедах, не только его судьба вышвырнула за борт. И это несколько утешало. Но не надолго. Лишь до той поры, пока снова не вставал вопрос о хлебе насущном.

Очень быстро Перевалову пришлось убедиться, что не только его собственная профессия, а с ней и вообще итээровская братия, сегодня не в цене. Не жаловал рынок труда и разных там слесарей-токарей, и представителей прочих пролетарских специальностей. Требовались теперь все больше финансисты, продавцы да охранники, менеджеры да экспедиторы с личным автотранспортом...