Джулия Уолтон - Слова на стене

– Просто забудь об этом, и все, – прошипела Майя.

Она сжала губы, и после того, как закончился последний урок, рванулась в библиотеку, даже не оглянувшись.

– Что это с ней? – удивился Дуайт.

– Понятия не имею. Она не рассказывает.

– Может, у нее… ну, ты понимаешь… – Он выглядел испуганным от того, что произносит такие слова.

– Вот кретин! Я-то откуда знаю?

Дуайт пожал плечами, но про себя я подумал, что в этом что-то есть. Хотя сам я считаю, что никто не должен вслух говорить про месячные у девчонок. Никогда.

Наступил такой момент, когда понимаете, что нужно что-то предпринять, только не знаешь, что же именно. Майя была явно чем-то сильно расстроена, но так как она не называла причину своего плохого настроения, варианты моих дальнейших действий были весьма ограничены. Я сидел за партой и ждал, когда все выйдут из класса, и тут мне в голову пришла одна мысль.

Ребекка принялась вертеться, как она делает обычно в те минуты, когда мне кажется, что я придумал нечто стоящее. Она выполняла сальто на школьной лужайке прямо передо мной.

Спонтанность и непосредственность. Девчонки ведь это любят, правда?

Я остановился у продуктового магазина, зашел туда, а потом направился прямиком к Майе. Я знал, что ее не будет дома примерно часа два. Она занималась исследованиями в библиотеке. Я видел ее в окошко. Она говорила, что ее домашний компьютер тормозил и, как правило, был безнадежно оккупирован ее младшими братьями.

Я был возле ее дома несколько раз, когда мы с мамой подвозили ее туда после соревнований учебных команд, но внутрь не заходил. Это был старый район, многие дома уже сильно пострадали от времени. Высохшая трава, пластиковые фигурки фламинго. Невысокая проволочная ограда-сетка вокруг дворика. Вот как-то так.

Я постучал, и на мой стук вышел ее отец. Один из ее братьев где-то за ним врезался в стену на трехколесном пластиковом велосипеде. Майя говорила, что ее отец работает водопроводчиком. Посмотрев на него, я понял, что лицом Майя пошла в мать. Не было ничего ни в его простоватой физиономии, ни в неопрятной одежде с рубашкой навыпуск, что могло бы передаться Майе.

Официально мы не знакомились, а я даже не подумал о том, что моя просьба может показаться ему диковатой, особенно от незнакомого парня. Роста он оказался примерно метр семьдесят, поэтому я возвышался перед ним, как башня, со своим пакетом продуктов. Но когда я объяснил, чего я, собственно, хочу, он тут же расплылся в широчайшей улыбке. Майя рассказывала ему про меня. Другой бы посмотрел на меня, как на чудака, однако, судя по выражению его лица, он не посчитал мою просьбу странной. Почему-то от этого мне стало приятно. Итак, я прошел на их крохотную кухню и принялся за работу. Ребекка тут же с задумчивым видом присела на один из высоких табуретов.

Через два часа вернулась Майя, уныло сообщив: «Я дома!» Ее отец и братья уже сидели за столом, изобилующим множеством моих «коронных» блюд.

Волосы у нее растрепались, пряди выбились из «хвостика», а школьная форма выглядела как старая змеиная кожа, от которой ей хотелось побыстрей избавиться. Я понял, что она плакала. Увидев нас, Майя спросила, что тут происходит.

Один из братьев звонко пропищал:

– Адам приготовил ужин!

Оба мальчика одного роста и очень похожи – будто это один и тот же человек, поэтому я не запомнил, как кого зовут. То есть я знаю, что один из них Дэвид, а другой – Лукас. Но кто есть кто, пока не определяю.

Я подошел к Майе, помог снять рюкзак с плеч и подвинул к ней стул. Она присела за стол и молчала все то время, пока отец рассказывал, как долго я провозился на кухне, как мне хотелось приятно удивить ее и так далее. Он говорил это достаточно возбужденно, а Майя только кивала в ответ, как зомби, пока ее братья по очереди устраивали на столе кавардак. Все же надеюсь, что часть еды при этом попадала им в рот.

За столом красовались мои «фирменные» блюда. Классическая лазанья, чесночные шарики в масле и уксусе, салат с помидорами и моцареллой и жареные цукини. Потом шоколадные кексы и мороженое на десерт, поскольку у меня не оставалось времени, чтобы приготовить тирамису. А это очень печально, потому что тирамису я готовлю с почти божественным благоговением. Серьезно говорю.

Во время всего ужина довольная улыбка не сходила с лица ее папы, но настроение Майи я никак не мог понять. Я положил еду и на тарелку для ее мамы и накрыл фольгой, после чего попрощался со всеми, пожелав спокойной ночи. Отец Майи пожал мне руку, обнял по-свойски и пригласил заходить снова в любое время. Ее маленькие братишки обхватили мои колени и прокричали что-то совсем уж неразборчивое. А потом опрометью бросились вон из коридора, пытаясь спастись от неминуемой ванны, в которой они оба, судя по запаху, срочно нуждались.