«ДО 11 СЕНТЯБРЯ БЫЛО НЕ ПРИНЯТО ОБЕЗГЛАВЛИВАТЬ ИНОСТРАНЦЕВ, — ВСПОМИНАЕТ МОРТЕНСОН. — И МНЕ КАЗАЛОСЬ, ЧТО РАССТРЕЛ — ВПОЛНЕ ПОДХОДЯЩАЯ СМЕРТЬ».
В кузове грузовика кто-то предложил Мортенсону сигарету, но он отказался. Теперь он мог позволить себе не отвечать на знаки расположения боевиков. Тем более не хотел, чтобы последним воспоминанием в жизни стала сигарета. Ехали полчаса. Все это время Грег кутался в одеяло, но дрожь не проходила. Когда машина свернула на проселочную дорогу и вдали послышались автоматные очереди, его прошиб пот.
Водитель нажал на тормоза, грузовик остановился. Повсюду слышалась оглушительная автоматная стрельба. Хан развязал Мортенсону глаза и прижал его к груди. «Вот видишь, — сказал он. — Я же говорил, что все будет хорошо». За плечом Хана он увидел сотни бородатых мужчин вазири. Они танцевали вокруг костров и палили в воздух. К своему удивлению, Грег увидел на их лицах не жажду крови, а радость.
Те, с кем он ехал, соскочили с грузовика и с криками радости присоединились к всеобщей пальбе. Мортенсон видел, что на кострах стоят котлы, а над огнем жарятся бараны.
«Что это? — крикнул он, следуя за Ханом среди танцующих мужчин. Ему не верилось в то, что восемь дней плена остались позади. — Зачем я здесь?»
«Лучше я не буду тебе объяснять, — крикнул в ответ Хан. — Скажем так: мы достигли некоторых договоренностей. Был спор, и могли быть большие проблемы. Но теперь все разрешилось, и мы устраиваем праздник. Праздник перед тем, как ты отправишься в Пешавар».
Грег все еще не верил. Но первая пачка рупий, которую боевики вложили ему в руки, убедила в том, что он теперь не в плену. Подошел охранник со шрамом на лбу. Сжимая в зубах трубку с гашишем, он размахивал розовой бумажкой в сто рупий, грязной и засаленной, как и его одежда. Боевик сунул деньги в карман рубашки Мортенсона.
Грег не знал, что думать. Он повернулся к Хану. «Это на твои школы! — прокричал тот ему в ухо. — Иншалла, ты сможешь построить много школ!»
Десятки вазири в честь Мортенсона стреляли в воздух. Его угощали дымящимся мясом и передавали ему деньги. Так продолжалось весь день. К ночи Мортенсон почувствовал, что живот и карманы у него набиты до отказа. Страх, который терзал его мучительные восемь суток, отступил.
ДЕСЯТКИ ВАЗИРИ В ЧЕСТЬ МОРТЕНСОНА СТРЕЛЯЛИ В ВОЗДУХ. ЕГО УГОЩАЛИ ДЫМЯЩИМСЯ МЯСОМ И ПЕРЕДАВАЛИ ЕМУ ДЕНЬГИ. ТАК ПРОДОЛЖАЛОСЬ ВЕСЬ ДЕНЬ.
Он веселился вместе со всеми. Бараний жир стекал по восьмидневной щетине. Мортенсон вспомнил, как танцевал в детстве в Танзании и под одобрительные крики вазири начал плясать вместе с ними у костра.
Чувство свободы опьяняло его.
Кажущегося противоречия между
жизнью и смертью больше нет.
Не мечись, не дерись, не беги. Больше нет
ни хранилища, ни того,
что можно было бы в нем хранить. Все
растворилось в ослепительной,
безмерной свободе.
Из воинской песни царя Гезара
Перед домом Мортенсона в Монтане стояла странного вида машина, заляпанная грязью настолько, что было непонятно, какого она цвета. На ее дверце красовалась надпись: «Повитуха». Грег узнал автомобиль акушерки.
Мортенсон вошел в дом, сложил на кухне пакеты — он купил все, что просила Тара: свежие фрукты и десяток банок с мороженым. Потом поднялся наверх, к жене.
Вместе с Тарой в маленькой спальне сидела крупная женщина с добрым лицом. «Роберта приехала, милый», — улыбнулась ему с постели Тара. Домой Мортенсон вернулся лишь неделю назад после трех месяцев, проведенных в Пакистане. Он еще не привык к виду собственной жены: она напоминала ему перезрелый плод. Грег кивнул акушерке: «Привет».
«Привет, — с сильным монтанским акцентом отозвалась Роберта, а потом повернулась к Таре. — Я расскажу, о чем мы говорили, хорошо? — И снова обратилась к Мортенсону. — Мы обсуждали вопрос о том, где пройдут роды. Тара сказала, что хотела бы родить свою девочку прямо здесь, в постели. И я согласна. В этой комнате чувствуется очень сильная позитивная энергия».
«Я не против», — улыбнулся Мортенсон, взяв жену за руку. Все-таки он имел немалый опыт работы медбратом и был уверен, что сможет помочь Роберте принять роды у Тары. Пусть жена остается дома. Роберта велела позвонить, когда начнутся схватки, в любое время дня и ночи, и уехала. Акушерка жила в горах, неподалеку от Боузмена.
Всю неделю Мортенсон так заботился о Таре, что та в конце концов, устала от его внимания. Она стала отправлять его из дома, чтобы хоть чуть-чуть передохнуть. После Вазиристана Боузмен казался Грегу неким идеальным местом, далеким от реальности. Долгие прогулки по тенистым аллеям, по ухоженным паркам помогали ему забыть о восьми днях, проведенных в заточении.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу