Грег Мортенсон - Три чашки чая

Он буквально провалился в сон, но через час его разбудил стук в дверь. Мортенсон вскочил с постели, не понимая, где находится и что происходит. Ему показалось, что он все еще в Пакистане. Но по телевизору по-английски говорили о каком-то человеке по имени Ньют Гингрич. [32] Ньют Гингрич — американский политик. Бывший спикер Палаты Представителей Конгресса США. Мелькали предвыборные плакаты, которые казались чем-то удивительным и чужим.

Покачиваясь от усталости, Грег подошел к двери и открыл ее. На пороге стояла Марина в его любимой желтой куртке. «Прости, — сказала она, запахивая куртку на груди. — Я не так себе это представляла. С тобой все в порядке?»

«Со мной? Нет, мне кажется…» — ответил Мортенсон.

«Ты спал?»

«Да».

«Послушай, я не хотела, чтобы все так вышло. Но я не могла связаться с тобой в Пакистане».

Из открытой двери тянуло холодом, и Мортенсон весь продрог.

«Я посылал тебе открытки», — сказал он.

«С сообщениями о ценах на стройматериалы и о том, во сколько обойдется грузовик до Скарду. Очень романтично! Ты ни слова не написал о нас — только сообщил дату возвращения».

«Когда ты начала встречаться с Марио?» — перебил он, с трудом заставив себя оторвать взгляд от губ Марины и посмотреть ей в глаза.

«Это неважно, — быстро ответила она. — Из твоих открыток я поняла, что перестала для тебя существовать».

«Это неправда», — сказал Грег.

«Я не хочу, чтобы ты меня возненавидел. Ты же не ненавидишь меня, правда?»

«Пока нет».

Марина вздохнула. В правой руке она держала бутылку ликера «Бэйлис». Протянула ее Мортенсону, он взял. Бутылка была наполовину пуста.

«Ты отличный парень, Грег, — сказала Марина. — Прощай».

«Прощай», — ответил Мортенсон и закрыл дверь, чтобы не сказать чего-то такого, о чем бы впоследствии пожалел.

Он стоял в комнате, глядя на ополовиненную бутылку. Мортенсон пил редко, никогда не делал этого в одиночку — и уж точно не стал бы пить такой сладкий ликер. Он думал о том, что Марина достаточно хорошо это знала…

Из телевизора доносился напористый уверенный голос: «Мы собираемся осуществить вторую американскую революцию, и я торжественно клянусь, что с новым республиканским большинством в Конгрессе жизнь американцев радикально изменится. Люди говорят…»

«ТЫ ОТЛИЧНЫЙ ПАРЕНЬ, ГРЕГ, — СКАЗАЛА МАРИНА. — ПРОЩАЙ».

Мортенсон подошел к мусорной корзине и разжал пальцы, сжимавшие горлышко бутылки. Она упала на дно корзины, раздался громкий стук — будто захлопнулась тяжелая дверь. Он рухнул на постель.

Ему приходилось постоянно думать о деньгах. После праздников он хотел снять со своего счета двести долларов, но в банке ему сказали, что у него всего 83 доллара.

Грег позвонил в больницу, надеясь получить работу до того, как положение с финансами станет критическим. «Ты сказал, что вернешься ко Дню благодарения, — ответили ему. — А сам пропустил даже Рождество. Ты один из лучших наших работников, но в такой ситуации ты для нас бесполезен. Ты уволен».

«ТЫ СКАЗАЛ, ЧТО ВЕРНЕШЬСЯ КО ДНЮ БЛАГОДАРЕНИЯ, — ОТВЕТИЛИ ЕМУ. — А САМ ПРОПУСТИЛ ДАЖЕ РОЖДЕСТВО. ТЫ УВОЛЕН».

Мортенсон обзвонил с десяток знакомых альпинистов. Ему удалось найти место в альпинистском общежитии, где можно было собраться с мыслями. Его устроили в коридоре ветхого викторианского особняка на Лорина-стрит. Здесь Грег целый месяц спал на полу. В этом доме останавливались студенты и альпинисты, направлявшиеся в Йосемит или возвращавшиеся оттуда. По ночам в комнатах устраивались веселые вечеринки. Завернувшись в спальный мешок, он старался не слышать, что совсем рядом люди смеются и занимаются жарким сексом, но через тонкие стены доносился каждый звук. Он лежал на полу, а те, кто шел в ванную комнату, переступали через него…

Квалифицированный медработник редко остается без работы. Вопрос лишь в его мотивации. Несколько дней Мортенсон ездил по собеседованиям. В дождливую погоду он остро чувствовал, как ему не хватает «Ла Бамбы». В конце концов его приняли на работу сразу в два места: в центр травматологии и ожоговый центр. Как всегда, предложили самые невостребованные ночные смены.

Вскоре Мортенсон сумел собрать деньги, чтобы снять комнату на захолустной Уилер-стрит. Комната находилась на третьем этаже и принадлежала поляку Витольду Дудзински. Он дымил как паровоз и постоянно пил польскую водку из синих бутылок. Поначалу хозяин частенько приставал к постояльцу с беседами, но Мортенсон быстро понял, что после определенного количества выпитого Дудзински все равно, с кем разговаривать. Грег стал запираться в своей комнате. Душа его болела. Он старался не думать о Марине.