Джеймс Миченер - Роман

Но пришло время, когда ему надо было возвращаться в Темпл. В последний день его пребывания с нами Ивон, я и он сидели перед большими окнами и говорили о его будущем.

— Карл, — начала я, — это просто нелепо с вашей стороны — рвать связи со своими земляками. Вы здесь родились, получили образование, сделали здесь главные шаги в жизни, здесь ваши друзья: Тимоти, Ивон, я — вы не найдете нигде лучших друзей.

Но это не задело его за живое.

— Вы не представляете, какое удовлетворение приносит мне новая работа. И Филадельфия вполне может стать привлекательной, когда у тебя там есть друзья.

— Но неужели вы не скучаете по Ванси и своим старым друзьям, которые у вас остались здесь?

— Скучаю… — после долгой паузы ответил он.

Ивон молчала, а я продолжила:

— Карл, Филадельфия не так уж далеко. Всего каких-то сорок миль. Многие люди преодолевают такое расстояние ежедневно.

— Я не могу.

— Я хотела сказать, что вы могли бы обосноваться здесь. Приезжать сюда на уик-энды. Поддерживать связи со своей родиной… и колледжем.

Подперев подбородок кулаками, он раздумывал целую минуту, что было слишком долго, когда две заинтересованные женщины ждут ответа. А затем сказал такое, чего ни Ивон, ни я не ожидали услышать:

— Я не могу преодолеть чувство, что Лукас Йодер украл у меня мою родину. У меня нет желания…

— Карл! — воскликнула Ивон. — Вас ждет блестящее будущее, я не сомневаюсь в этом. Оно может быть еще более светлым, если вы сохраните свои корни. Я знаю, Карл, потому что сама стремлюсь к тому, чтобы почувствовать под ногами твердую почву.

Теперь настала моя очередь:

— Вам никогда не приходило в голову, что со смертью моего мужа и внука этот дом стал слишком велик для меня одной? Часть его легко превратить в квартиру, которую вы могли бы иметь… или арендовать, по своему желанию.

— У меня тоже теперь просторный дом, — тут же добавила Ивон. — Можно прорезать отдельную дверь, которая вела бы в ваши собственные комнаты.

Услышав эти слова, Стрейберт вскочил и воскликнул чуть ли не с болью:

— Почему вы предлагаете мне это?

— Потому что мы любим вас, — ответила я. — Потому что вы часть нашей жизни. И немаловажная часть.

Мысль о том, что двое людей, никак не связанных с ним напрямую, могут быть так заинтересованы в его судьбе, оказалась для него настолько непривычной, что он не смог сразу переварить ее, и мы трое сидели и молчали. В вечерних сумерках на лужайке, где было найдено тело, появилась одинокая фигура капитана Стампфа. Уставившись в землю, он сосредоточенно пытался восстановить события той ночи.

ВТОРНИК, 3 ДЕКАБРЯ. В гуще событий этого дня я оказалась совершенно случайно. Все началось со звонка Эммы:

— Вы не могли бы приехать к нам и помочь мне образумить моего отупевшего супруга?

Я мечтала покинуть свой дом под любым предлогом и тут же попросила Оскара отвезти меня на ферму Йодеров. Эмма ждала меня на кухне, а ее муж находился в мастерской, откуда вместо стука пишущей машинки доносились звуки пилы.

— Чем он там занят? — поинтересовалась я.

— Возится с Цолликоффером над очередным магическим знаком, — сказала Эмма. — Вот, полюбуйтесь.

Заглянув в мастерскую, я увидела, что мужчины с головой ушли в работу. Цолликоффер распиливал доски и делал заготовки, а Йодер разукрашивал старый знак, снятый им с какого-то обреченного на снос амбара.

— Он создает настоящее произведение искусства, — с гордостью заметил Цолликоффер. — Находит знак на стене какого-нибудь старого сарая, — продолжал он, — укрепляет его древесину при помощи эпоксидного клея, находит для него подходящую подложку, украшает узорами в немецком стиле — и вещь готова.

Наклонившись, чтобы взглянуть на нарождавшееся произведение искусства, я увидела, что, несмотря на старания мужчин, на обработанной поверхности знака был какой-то недостаток, но, чувствуя себя дилетантом, я не стала указывать на него. Однако Йодер, всегда внимательный к реакции людей, заметил набежавшую на мое лицо тень и спросил в упор:

— Что вам не понравилось?

Его прямой вопрос потребовал от меня такого же прямого ответа:

— Вы оставили незаделанной вот эту царапину, которая проходит прямо посередине знака.

— Это не случайно, — разъяснил Лукас. — Я оставил ее специально, чтобы подчеркнуть возраст знака, а также то, что это подлинник, который реально находился на старом амбаре и является частью нашей истории.

Такое объяснение удовлетворило меня, но не Цолликоффера. Он склонился над знаком.