Сергей Кузнечихин - Игры на интерес

Особой надежды не было, однако надо с чего-то начинать, и он позвонил. Игорь сказал, что у него серьёзная встреча, разговаривать он пока не может, но к вечеру сам заедет в гости. Владимир Иванович принял обещание за шаблонную отговорку, а тот возьми и заявись. Плюхнулся в кресло и забегал глазами в поисках сигарет. В компаниях он всегда предпочитал курить чужие, не из жадности, а по привычке извлекать хоть какую-то выгоду из любой ситуации. Владимир Иванович достал из кармана полупустую пачку и положил перед ним.

– Что творится? Куда катимся? В одичание. Выхожу утром из дома и возле соседнего подъезда вижу мусорный бак, набитый книгами. Не удержался, заглянул и выдернул «Опыты» Монтеня в «литпамятниках», правда, второй том, но все равно… Помнишь сколько он стоил на книжной барахолке?

– Помню, что много.

– Копаться в баке постеснялся, да и времени не было, а сверху лежала педагогическая литература, наверное, мама-училка умерла, а благодарные потомки поспешили избавиться от пылесборников.

– Скорее всего, – вяло согласился Владимир Иванович, придумывая, как бы перевести разговор в нужное русло. – Может быть, чаю?

– С удовольствием. Я бы и водочки тяпнул, но, к сожалению, за рулём. Помню, ко мне норильская тетка приезжала и дико удивлялась, зачем в квартире столько книг.

Владимир Иванович слышал эту историю, но перебивать не стал. Даже подыграл:

– Норильчанки – народ специфический, хотя встречались весьма интеллигентные.

– Только не моя тетка. Она все мерила рублём. И я, соответственно, перешёл на язык цифр. Показал книжку Тэфи, госцена около рубля, а на барахолке, говорю, за неё можно получить на бутылку водки. «За такую потрёпанную» – удивляется тётка. так если бы в хорошем состоянии, – говорю, – и на литр можно потребовать. Тётка не поверила, но задумалась.

– Да, были времена.

– А потом вообще сразил. Достаю с полки Цветаеву, помнишь, в «Библиотеке поэта» выходила, показываю и объясняю, что если вдруг на старости лет захочется пораспутничать, подойду к магазину, высмотрю самую красивую и самую задастую, пообещаю подарить книжку, и девица побежит за мной без колебаний и будет делать всё, что захочу. А про зад я специально сказал, потому как тетушкина корма была весьма обширна, и она ею очень гордилась. И убедил, попросила написать список дефицитных книг. Только жена всё равно пилила, что трачу деньги на макулатуру.

– А моя радовалась. У меня была самая читающая в мире жена.

Сказал, чуть ли не афоризм и осёкся. Откуда в него проскользнуло торопливое словечко «была»? И почему так легко слетело оно с языка. Не рановато ли? Отметил, но не устыдился, списал на погоню за хлёсткой фразой – ну оговорился, и что с того, бывает.

Игорь пропустил оговорку мимо ушей, его переполняли свои соображения.

– Помнишь, как на книжную барахолку ездили? Я вот о чем подумал: вся эта спекулянтская братия, разложив товар на полиэтиленчик, вальяжно прогуливалась по периметру поляны, любопытствовали, кто что привёз, кто что просит. И ни один не боялся, что украдут товар. В России воровали всегда, это еще Карамзин заметил, и всё-таки на книжной барахолке воры были более интеллигентными.

– Особенно тот мужик, торгующий суперами от «всемирки».

– Я его тоже запомнил. Уникальный случай, но в изобретательности человеку не откажешь. Надо же догадаться, чтобы содрать суперобложки с двухсоттомника и продавать по рублю.

– Самое смешное, что покупали.

– Вот именно. Я когда подошел к нему, долго не мог понять, сначала хотел рассмеяться, а потом сообразил и сам, точно не помню, но штук пять взял, чтобы своему собранию товарный вид придать. Оно же к тому времени сильно подорожало, особенно если в комплекте. Я подсуетился, добыл недостающие тома, охмурил директоршу библиотеки, она даже транспорт организовала. Потом немного добавил, и хватило на «Запорожца».

– Хорошая была машина, работящая.

– По тем временам… Между прочим, она себя сторицей окупила. Всё-таки была в те годы неповторимая романтика…

В другой ситуации Владимир Иванович с удовольствием поддержал бы эту ностальгическую прогулку, но надо было задавать главный и самый неприятный вопрос. Выдохнул и обрушил на приятеля свои беды.

– Об-наг-ле-ли! Двадцать пять тысяч!

– Двадцать четыре.

– Какая разница. И самое противное, что с ними не поторгуешься. А денег таких, как я догадываюсь, нет.

– Как ни странно.

– Извини. А сыну звонил?

– В первую очередь. Но он без денег.