Мигель Делибес - Дорога

Когда Совенок рассказал это Герману-Паршивому, тот заметил, что куропатки у его отца действительно улетели и действительно вывели на горе птенцов, но что все остальное — сплошное вранье.

Письмо дяди Аурелио вызвало у Даниэля-Совенка нервное возбуждение, с которым он был не в силах совладать. Он не мог дождаться того дня, когда герцог прибудет и можно будет пойти с отцом на охоту за коршунами. Правда, у него было опасение, что его друзья, узнав новость, перестанут звать его Совенком и перекрестят в герцога. В то время ему было больно подумать о перемене прозвища, словно речь шла не о кличке, а о фамилии. Но герцог прибыл, а друзья Даниэля, столь же возбужденные, как и он, не успели даже заметить, что огромная птица — сова.

Сыровар привязал герцога за лапу в углу конюшни, и, если кто-нибудь входил посмотреть на него, филин фыркал, как разъяренная кошка.

Он съедал за день больше двух кило мясных обрезков, и мать Даниэля-Совенка однажды вечером робко заметила, что на прожорливого герцога приходится тратиться больше, чем на корову, а корова дает молоко, тогда как герцог ничего не дает. Поскольку сыровар молчал, жена спросила его, держат ли они герцога просто как почетного гостя, или можно надеяться, что он принесет им доход. Даниэль-Совенок задрожал от страха, подумав, что отец разобьет тарелку или глиняную форму для сыра, как это случалось обычно, когда он выходил из себя.

Но на этот раз сыровар сдержался и только сердито сказал:

— Думаю, принесет.

Когда пришло время, отец на ночь глядя внезапно сказал Совенку:

— Приготовься. Завтра пойдем охотиться на коршунов. Я разбужу тебя на рассвете.

Даниэля-Совенка бросило в жар. Ему вдруг почудился аромат тимьяна, исходивший от охотничьих штанов сыровара, и сухой запах пороха от стреляных патронов, которые отец терпеливо и бережно набивал еще и еще раз, пока они не приходили в полную негодность. Мальчик уже предвкушал поединок с хитрыми и проворными коршунами и мысленно рисовал себе предстоящий поход.

С рассветом они тронулись в путь. На папоротнике по сторонам тропинки блестела роса, и на кончиках травинок тоже висели крохотные капельки, похожие на шарики ртути. Когда они начали подниматься по склону Пико-Рандо, из-за горы уже выглядывало солнце, а в долине еще стлался густой белый туман, и отсюда, сверху, она казалась озером какой-то странной, невесомой жидкости.

Даниэль-Совенок как завороженный оглядывался по сторонам. За спиной, в деревянной клетке, он нес герцога, который яростно фыркал, когда где-нибудь неподалеку слышался собачий лай.

Выходя из дому, Даниэль спросил у отца:

— А Тулу мы с собой не возьмем?

— Тула сегодня нам ни к чему, — ответил тот.

И мальчик в душе пожалел, что собаке, которая, увидев ружье и почуяв запах охотничьих сапог и штанов сыровара, запрыгала от нетерпения, придется остаться дома. Взбираясь по южному склону Пико-Рандо и чувствуя себя пронизанным светом и пропитанным запахами духовитых трав и цветов, Даниэль-Совенок еще раз вспомнил про собаку. Но потом он забыл и о собаке, и обо всем на свете. Он видел лишь настороженное лицо отца, спрятавшегося между серыми скалами, и герцога, который в пяти метрах от него бился и фыркал, привязанный за правую лапу. Сам он залег в заросли кустарника как раз напротив отца.

— Не двигайся и не шуми — коршуны твари ученые, сразу улетят, — сказал ему сыровар.

И Даниэль-Совенок затаился в своем убежище, спрашивая себя, есть ли какая-нибудь связь между ученостью коршунов, о которой говорил отец, и их оперением, черным, как сутана священников, которые ведь тоже ученые, даже знают латынь. Или, может быть, отец сказал это просто так, в шутку.

Даниэль заметил, что отец показывает ему пальцем на небо. Он, не шевелясь, посмотрел вверх и различил трех коршунов, медленно описывающих концентрические круги у него над головой. Совенок испытал неведомое доселе волнение. Он снова посмотрел на отца и увидел, что тот, побледнев, осторожно берет ружье на изготовку. Герцог забился и зафыркал еще сильнее. Даниэль-Совенок прижался к земле и затаил дыхание, видя, что коршуны спускаются на них. Он мог уже рассмотреть их почти во всех подробностях. Один из них был на редкость большой. Совенок как назло почувствовал зуд в ноге, но, сдержавшись, не почесался, чтобы не двигаться и не шуметь.

Вдруг один из коршунов камнем упал с неба и стремительно пронесся над самой головой герцога. Вслед за ним ринулись вниз два других. У Совенка бешено колотилось сердце. Он сморщил лицо в ожидании выстрела, но выстрела не последовало. Он с изумлением посмотрел на отца.