Дарья Симонова - Свингующие

Когда Каспар признал поражение и утомительное действо закончилось, решили раскурить трубку мира.

– Тебе ведь она не нужна, братан. И Аленка не дура, она просекла… – сказал наконец Руслан те слова, которые нужны были до всяких экскурсий. – Зачем был этот махач тупой…

Не представлялось возможным объяснить Руслану, что без тупого махача он не оценил бы женщину, за которую не стал драться прежний хозяин. Эта мысль настигла проигрывающего Ярошевского аккурат во время драки. Противостояние сразу наполнилось смыслом – вот как далеко может зайти благородная миссия Ханумы! Терпеть побои, уступая свое счастье, дабы голубки-предатели крепче любили, – пожалуй, альтруизм высшей пробы. И если это не объяснить Руслану, хоть мильон раз поумневшему на соленых ветрах, то Сашенька должен был понять… Тем более надо же было как-то объяснить свежие раны.

Как бы не так! Родительский гнев не знал предела. Отцу в момент стало не до тонких материй, он уяснил только одно: родной сын заигрался в поддавки и потерпел поражение от ничтожной шпаны, которая хоть и ближайшая родня, но достойна уничтожения, как генетически неполноценный материал. Сашенька именно так и выразился, к ужасу Каспара. Впервые не отец сына, а сын отца удерживал от аффекта: Сашенька собирался лететь в ночи к Руслану и взять реванш. Его не смущала даже предполагаемая реакция Айгуль. Вот тут Каспару пришлось куда как труднее, чем в драке с «генетическим отбросом»…

Итак, он покидал родные края снова непонятым. Хорошо, что отец всегда был отходчив, и семья не раскололась кровной враждой. Но ее тень легла надолго. Зато Каспара не слишком попрекали тем, что он бросает «Духовную пищу» на произвол судьбы. Неисповедимы пути человеческого согласия… Отец вновь был согласен с тем, что в этой дыре умному человеку делать нечего. Хоть его уверенность в Каспаровом уме сильно пошатнулась. Ну и пусть! Главное, что в столицах дитя как будто целее будет…

С переводом Эриксона под мышкой, вдохновленный свежим взглядом на гипноз, Каспар ждал своего поезда. Жаль, что его провожал Сашенька. На вокзале нельзя было не приметить удивительную певицу. Девушка пела, но без блоковского церковного хора. Зато канонически сумасшедшая. Пела пронзительно и плохо, но был в ее отваге Божий почин. Люди чувствовали и клали деньги в стеклянную банку. У певицы не хватило стиля даже на сосуд для мелочи. Столь оригинально вписавшейся в социум провинциального города могла быть только она – неудавшаяся мать Сашенькиного младенца. Каспар узнал ее сразу, в отличие от отца, не обратившего на бедолагу ни малейшего внимания. Значит, ему не нужны подобные напоминания, решил сердобольный сын. Зато сам кинул в банку щедрую монету. «За двоих», – подумалось ему. А еще помечталось: может, она его узнала? Хотя какое это имело теперь значение…

Из горьких Сашеньких опытов: «Все, что ты скажешь женщине, может быть использовано против тебя. И все, что не скажешь, тоже – в том отличие женщины от прокуратуры».

Каково же было его изумление, когда он заметил побитую молью певчую птаху в поезде! И не где-нибудь, а в вагоне-ресторане. Каспар зашел туда из любопытства, а вот несостоявшаяся его мачеха – по делу. Перед нею стояла рюмка с напитком многообещающего коричневого оттенка, тарелка с салатом «Нежность» и бутербродом с ветчиной. Среди снеди лежала раскрытая книга, придавленная сахарницей. Знала бы сердобольная Айгуль, как расточительствует бедная девочка, которой она отстегнула когда-то целое состояние! Ореол вокзальной певицы трансформировался в образ дамы, праздно путешествующей. То есть со средствами. Она была одета не хуже бухгалтерши в Сашенькином магазине, а та баба не промах. Конечно, Каспар не мог скрыть досужего интереса – не каждый день он видел такие преображения. А если вспомнить, как эта особа ворвалась в жизнь семейства Ярошевских в первый раз, так нынешняя кашемировая элегантность казалась галлюцинацией. От волнения Каспар не мог вспомнить имя возмутительницы спокойствия… кажется, Ира? Пока он думал, Ира поманила его к себе. Точнее, к своей коньячной рюмке.

– Молодой человек, не поможете? Я взяла, а пить не хочу. Организм раздумал сосуды расширять.

Каспар, конечно, пришел сюда не есть и не пить, а посмотреть и уйти. Чего-то туманно приятного он ожидал всегда, вопреки опыту, однако угощение от уличной музыкантши, которой сам недавно бросил монетку, превосходило все причуды воображения. Первое, что пришло в голову, – она узнала Сашеньку на вокзале и сейчас заведет старую тему. «Вот теперь-то и прольется свет на тайну рода», – игриво подумал Каспар. Но более прочих тайн его интересовала загадка преображения из грязи в князи.