Хотя Зоя не страдала – до поры до времени. Она была не брезглива и даже полюбила волнующую роль медсестры. Особенности чужой физиологии никогда ее особо не пугали, напротив, в меру интересовали. И что плохого, если простой манипуляцией облегчаешь телесный недуг ближнему! В конце концов, не зря обезьяны так упоенно ковыряются друг в друге, – так она рассуждала… Но обезьяны не дарят за это квартиры, тем и отличаясь от некоторых великодушных представителей Адамова племени. Вот этого Зоя никак не ожидала! Хотя прежде того она не ожидала, что ее так скоропостижно, без внятных объяснений бросит муж. Его прощальным подарком оказалась жилплощадь. Что-то около тридцати квадратных метров не в центре, но у метро. Рядом парк, химчистка, прачечная, ремонт обуви и даже фирма по продаже оборудования для кладоискателей.
Девушка изумленно не сопротивлялась. Тем более что мама велела не сопротивляться. Да и кто бы не велел… А барышня тем временем мучительно ломала голову: «Неужели я так скверно выполняю свои женские обязанности?!» Наверное, массаж нехорош? Или надо было вовсе оскорбленно отказаться, потому что интимная просьба была проверкой на целомудрие и чистоту?! Или вместо постыдного ковыряния в анусе надо было немедленно рожать детей, вопреки просьбе супруга переждать с потомством?! Может, она все-таки дура, принимающая слова мужчин за чистую монету… И дура справедливо наказана, потому что мировая справедливость не похожа на справедливость обыденную? Или муж просто чем-то непоправимо болен и не хочет обременять молодую и цветущую красавицу, которая найдет себе миллион новых мужей…
– И ты до сих пор в себе сомневаешься? – интересовался Каспар.
Она изо всех сил старалась не сомневаться. Солнечная Зоя знала, что легко научится сбрасывать кожу прошлого. Она опиралась на растительный гороскоп друидов:
– Я сосна. Я отбрасываю ненужные ветви и расту, расту вверх… Да ведь столько мужей уходят и без всяких прощальных подарков, тем более таких!
Отговорки, понятное дело. Ничто так не ранит, как эти самые прощальные подарки. Женщину, покинутую без предупреждений и «откатов», коварно и подло, отвлекает от горьких мыслей изумление, извечное «не может быть!». А любой жест, подводящий черту, пусть даже самый щедрый, – беспощадная констатация факта: да, дорогая, я ушел. Не жди меня. Чуда не будет, я не вернусь.
И вот на этом эпизоде Коля Фокусник завис. Он вдруг сменил пренебрежение к мелкотравчатой семейной тематике, равно как и к свободной любви, на обостренный азарт:
– Наше первое заседание должно разжечь интерес. Как к тайному обществу! Для этого нужна тонкая реклама. Типа: «Приглашаем только избранных, после заседания – практикум по промискуитету». Или: «На конкурсной основе выбираем студентку из наших, которой на научной основе ищем партнера. Гарантийный срок брака – десять лет». Участвовать в эксперименте почетно, – это должно быть подспудным лейтмотивом пропаганды. На официальной части заседания ты делаешь сенсационный доклад о прогнившей семейной модели эпохи тоталитаризма. Приводишь свои любимые примеры из жизни – про Зою и ей подобных. Полемически заостряешь проблему девиаций и перверсий. Главное – побольше наукообразия. Простые понятия называй сложными словами – вот основной принцип таких выступлений.
– О господи! – вздохнул Каспар. – Какая мешанина у тебя в голове… Во-первых, промискуитета у желающих и так хватает в общаге. Во-вторых, никакой семейной модели не существует, есть древний инстинкт кучковаться по двое и спать в одной постели, потому что так теплей и безопасней. Все живое подвержено этому стремлению, и даже пресловутая кошачья свобода – миф одиночек-неудачников. Человек – тоже живность, но весьма амбициозная, что сильно мешает правильному кучкованию. И движение мировой энергии из-за этого искажается.
Каспар подозревал о вредоносности мудрствования, от которого растешь в собственных глазах, но катастрофически теряешь привлекательность для широких масс. Но Коля сыграл на пагубной страсти всех начинающих к красивым словам. Магия быстрого, но нестойкого эффекта и действует очень избирательно. Примерно на пять процентов аудитории. Остальные девяносто пять непредсказуемы и разношерстны. Потому Каспар не стремился выступать на публике. Но раз уж придется, то лучше бы отнестись к этому так же, как он призывал относиться к браку: к первому – как ко второму. Как будто все уже было. Но посоветовать – не сделать. Сложное умственное упражнение не давалось. Следовать собственным рекомендациям – вот страшная проверка для доктора.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу