Олег Афанасьев - Праздник по-красногородски, или Легкая жизнь

Более двух часов не было с ним сладу, пока вновь не потерял сознание. Операцию сделали, и через три дня Сережа умер, так и не очнувшись.

Удивительные были похороны. Розка, совершенно пьяная, то хозяйничала, то подходила к гробу и кричала, потрясая кулаками под лицом мертвого:

— Сволочь! Гад! Сколько я от тебя натерпелась. Абортов по пять штук в год, книжку свою проиграл да пропил, мою тоже хотел. А я хитрая, я ее спрятала. Бил, гадина. Чуть ему не так, ведром по голове, кастрюлей по роже. У-у… паразит!

После этого бросалась на тело мужа и причитала обычное:

— Сереженька, дорогой! На кого ж ты меня покинул, ничего ж у меня теперь не будет, лучше бы помереть мне вместе с тобой…

Откричавшись, садилась на стул около гроба, может быть, впервые в жизни пытаясь многое свести к одному, шевеля губами, покачивая головой, что-то подсчитывая на пальцах, иногда произнося: «да»… «нет»…

Жутко было видеть это прощание. Сережкина мать умерла год назад и хорошо сделала. Каково бы ей было, хоронить третьего сына.

Опять шли мысли о том, что смерть серьезная штука, что она, может быть, есть самое главное, о чем постоянно должен помнить и думать человек. Она дана как бы в помощь жизни, чтобы, зная о смерти, ценили жизнь.

* * *

Мишку несколько дней не могли найти — он отлеживался у своих баб, потом сам явился в милицию. Суд состоялся примерно через полгода. Единственный свидетель Куня на следствии дал пять показаний, и все разные, чему сам он очень удивлялся. Мишка, на следствии признаваясь в убийстве, на суде все отрицал, и получалось, будто в таком случае убийца Куня. Потом он признался, но показал шрам на лбу и сказал, что в тот именно день его ударил табуреткой Сережка. Куня, и Роза, и многие в зале суда знали, как появился шрам и когда, но, чтобы не порочить Сережку, заявлений не последовало, и именно шрам от Сережиной руки спас Мишку от вышки. Поистине неисповедимы пути господни.

Мишка во время суда держался прямо, нераскаянно. Огромный, грубое лицо с запавшими глазами — чудовище, убийца. Но перед произнесением приговора он изменился, стало видно, что есть и в нем душа.

Мишке дали десять лет. Казалось, что четвертым станет он: десять лет особого режима, переболел туберкулезом и состоял на учете в городском тубдиспансере…

Но четвертым стал лучший друг Волчок, отбывавший второй срок.

Еще задолго до того, как Вадим бросил пить, а Волчок сел во второй раз, друзья не то чтобы разошлись, но отдалились друг от друга. Лишь один сезон, тогда, после сдачи крови, они работали дружно, до крайней степени изнуряя себя. То пьянствовали, умудряясь напиваться три раза в сутки. То работали по четырнадцать-шестнадцать часов без перерыва. Земля под ногами делалась зыбкой, стены перед глазами качались. Вадим к октябрю месяцу купил себе 43-250. Не мотоцикл был — скрипка, на малейшее твое движение отзывался. На «Ковровце» если скорость восемьдесят в час, все мелькает, мотор ревет, страшно. На «чезе» эту же скорость не чувствуешь, будто плывешь, лишь когда на спидометре под сотню и встречный воздух делается плотным, осознаешь опасность, требуется повышенное напряжение… Волчок мотоцикл купить не мог. У него родился второй ребенок, а главное, жена полностью раскусила своего муженька, единственным его оправданием могли быть деньги, хотя она им уже давным-давно не была рада.

Потом начальство развело их по разным бригадам…

Потом в конторе решили, что для укрепления дисциплины в помощь освобожденному мастеру надо неосвобожденного бригадира, и назначили одним из таковых Волчка. Бригадиры, естественно, от работы себя освободили. Больше того, принялись эксплуатировать вчерашних товарищей. Бывало, договорятся работать, но Волчок является лишь к середине дня.

Потом освободилось место мастера, и, сделавшись таким большим начальником, Волчок и вовсе стал присылать вместо себя других.

— Не, так не пойдет, — сказал Вадим другу.

— Почему?

— Тот самый беспредел получается. Пахота, расходы, доходы рассчитываются на двоих, и вдруг получаюсь пятым. Невыгодно.

— Я тебе буду больше платить.

— Не надо. Зачем?

Впрочем, пока Вадим пил, было по-разному. И даже чего только не было.

Пьянствуя с бригадой до последнего дня месяца, мастер Волчков все еще обращался за деньгами для своих бездельников к операции «мрак и туман». И однажды пришел за Вадимом поздно вечером:

— Погорели мы с тобой. Заводи мотоцикл. Всю ночь будем ездить. В ЖКК наши наряды подняли.