Владимир Маканин - Две сестры и Кандинский

— Аэропортовский таксист сказал — да. Какая замечательная гарантия!

— Знаете, Инна… У меня нет ярких достоинств. Похвастать особо нечем. Но зато есть такое свойство — понимать по голосу. Это от природы. Это с детства… Какая-нибудь стиснутая нотка выдаст. В его честном голосе. Звук. Звучание… Мелочь, пустяк вроде бы… а я уже знаю, убежит этот человек или нет с чужим добром. С моим чемоданом.

— Но ведь бывают сомнительные случаи. Бывают и хитрецы. На голос нас и ловят.

— Конечно.

— И что тогда?

— И тогда я иду с моим чемоданом рядом.

Общий и уже легкий смех.

Батя ловко, умело распаковал чемодан. Несуетливо вынимает сильными руками одно, потом другое.

И очень естественно (с высоты возраста и седин) переходит на «ты»:

— Для начала — небольшой недорогой альбом. Но там две качественные репродукции твоего Кандинского. Я, Ольга, даже не слышал о таком художнике, сказать честно. Максим мне написал… О твоем увлечении.

— Это не увлечение. Это моя специальность.

— Тем более. Альбом — подарок Буяновых. Чудесная семья… Тихий такой, скромняга человек, шепчущий голос, а фамилия Буянов… Он из Хабаровска. Такой вот, Ольга, далекий город.

Батя запнулся. Заглядывает в маленькую бумажку для памяти:

— Нет в альбоме, к сожалению… Малевича… Но зато парочка Кандинских… Парочка — это не мое, а его, Буянова, выражение. Он филолог. Он иногда разговаривает чудно, шепотом. Прошептал мне — это, мол, личный его подарок невесте.

— Но я…

— Погоди, Ольга. Все слова скажешь, когда Максим придет…

— Но я… Но он…

— Погоди. Это еще не все… — наращивает Батя.

А сестры не определились — не знают, как сразу сказать… С чего начать?

— Может быть, Сергей Сергеич, вы сядете к столу? — нащупывает натужную ситуацию Инна. — Чай? Может быть, кофе?.. Сергей Сергеич. За столом разговаривать удобнее.

— Зови меня Батей. Как и Максимка зовет… Ну-ка… Скажи — Батя.

— Батя.

— Молодец. И не хлопочи, дочка, я долго не задержусь… Кое-что еще передам в руки твоей сестре — и к себе на Арбат… Я сдавал квартиру, прибавка к пенсии. Но теперь я вернулся… Не был в Москве шесть лет.

Инна с некоторым женским сомнением: — Шесть лет — вне дома?

— Шесть лет — у друзей!

Ольга заторможена. Стоит, скрестив руки. Ей уже почти безразлично. Абсурд… Сейчас мы все, кажется, повеселимся.

Тем временем напористый Батя вынимает еще один подарок.

— А вот и она! Небольшая работа твоего Кандинского. Как бы подлинник.

Ольга не выдерживает: — Я не могу принять!

— Как не можешь!.. Написано на обороте — Ольге!.. Одно слово. Но какое значащее!

Инна: — Она не может это принять.

— Может, может… Я прямо из аэропорта. Взял такси и к вам. Я даже к себе домой не заезжал. На Арбат… Я сразу к вам. А почему?.. А потому что подарки. Чтобы не выгружать их там, а после тут…

Инна ищет, пытаясь найти хоть какое-то приличное, без паники, отступление: — Сергей Сергеич… Но как? Откуда в сибирских углах завелся Кандинский?

— А!.. Вот это разговор. Кандинский — подарок Ольге от семьи Рогожиных… Из Иркутска… Есть, есть такой далекий город — Иркутск! Илья Рогожин пять лет потрудился на лесоповале. Руку потерял. Зэк зэком, однако, потеряв руку, придумал для прогресса кое-какое усовершенствование. Отделять ветки от ствола сосны. Срезка идеальная, ветка без хруста. Без подчистки… Но Илюху и слушать не захотели. А за хвойную выдумку дали еще пять лет. Чтоб не скандалил…

— И что?

— И отработал. Лагерникам он запомнился как говорун… Кликуха?.. Его звали Компромисс. Это впечатляло. Но сначала почему-то выбили ему все зубы. Все передние. После лагеря он был жуткий оборванец. От него шарахались нищие. Зато сейчас, едва завязалась перестройка, он организовал предприятие. Сделал бизнес на хитрой своей очистке сосен… Знаешь, дочка… В Сибири всегда были и всегда будут богатые люди. Другое дело, что их путь к богатым угодьям не самый легкий. Не самый светлый… Рогожин, кстати, не богач…

— Подлинный Кандинский?

— …Но состоятелен. Безрукий Илюха! В Сибири его многие знают!.. Кандинского он купил на аукционе аж во Владивостоке… Японцы устроили торги, а Рогожин тут как тут.

— Но ведь подлинный Кандинский это…

— Погоди, Инна, — не обязательно подлинный. Это… это… — Батя опять заглянул в записочку. — Это предполагаемый Кандинский. Его и продавали как сомнительного… Подлинный был бы в другую, в гораздо большую цену…