О'Санчес - Осенняя охота с Мурманом и Аленушкой

Под ногами хрустнуло: вроде бы череп, то ли кошачий, то ли домового — поздно рассматривать. Лёха вдруг спохватился: а вампир-то где?.. Здесь он, здесь, гнусное марево под гнилым потолком успело переместиться метров на пять в сторону, к щели в соседнее подземелье… Кормить Алёнку этой субстанцией Лёха побрезговал, набрал побольше воздуху в грудь, взбил пальцами волглое пространство, сплетая простейшее заклинание пламени и дунул в сторону колыхания. Огромный клубок огня взревел коротко и страшно и опал, успев сожрать по крайней мере четверть темного трепещущего облака. Тем временем, остатки вампирского «облачного» естества поспешно втянулись в узкий проем, еще пара секунд — и его уже было не видно за толстой кирпичной стеной. По подвалу разлилась невообразимая удушающая вонь, как будто кто-то решил поджарить на просроченном рыбьем жире гниющий крысиный труп. Лёха, не помышляя уже о «контрольном выстреле», поторопился выпрыгнуть из подвала наверх, в ту же самую парадную, откуда он начал свои спелеологические изыскания и, как водится, в спешке допустил промах: в парадной кто-то был… тетка-почтальон. Та раскладывала по почтовым ящикам рекламный мусор и до смерти перепугалась, когда в пустой полутьме вестибюля, почти вплотную к ней, бесшумно возник здоровенный парень… Но обошлось: парень, не говоря ни слова, просто вышел из парадной — и страх отступил. А все-таки — лучше парами, по двое ходить по адресам старого фонда, может оно и дольше, но куда как спокойнее: всякие там наркоманы да извращенцы нападают, как правило, на одиноких — на женщин и стариков.

Лёха остановился посреди двора, вдохнул поглубже раз и другой, но уже не для изрыгания драконовского огня, просто, чтобы прочистить носоглотку и легкие от тошнотворного смрада — результата горения летучей вампирской плоти. Лёхе вроде бы и не смешно, а все равно расхохотался от внезапной мысли: интересно, почему в людских суевериях вампиры никогда не бывают увечными, телесно ущербными?.. Однорукий вампир, слепой вампир, с выбитыми клыками вампир, безногий, на тележке, с деревянными колодками-толкалками в костлявых лапах — это было бы очень прикольно, и в жизни, и где-нибудь в кино. Вот, например, этот опаленный монстрик — что с ним дальше будет? Восстановится, регенерирует, развоплотится, или станет первым в истории колдовства и магии вампиром-калекой?..

Может, вывернуть на Дворцовую, а оттуда куда-нибудь… позавтракать, типа… На Стрелку Васильевского, в университетскую столовку, например?.. Леха колебался недолго и пошел в обратном направлении, на Большую Конюшенную. А вампир, скорее всего, сдохнет, развоплотится, ибо Лёха на него дунул так дунул, не пожалел огня и ауры!

— Алёнка, слышишь меня? Дела наши благополучно завершены, но я бы хотел слегка поболтаться по городу, по магазинам, а до этого позавтракать. Тебя, конечно, с возвращением, но когда я говорю завтракать — это значит, что кушать мы будем в одно жало, а не в два. Тебе же придется потерпеть сутки-двое, и тогда уже, на охоте, оттянешься в прямом и переносном смысле этого слова. Не против?

Алёнка, вновь обретшая, после долгих лет одинокой и беспризорной жизни, своего повелителя, нисколько не была против: у нее теперь есть тот, кто вместо нее будет думать над сложностями бытия, заботиться о ней, кормить и приказывать.

На Большой Конюшенной, множество лет подряд, сквозь быстротекущие российские эпохи, вопреки времени, суете и социальным катаклизмам, существует пышечная, найти ее нетрудно, если идти от Невского по нечетной стороне, слегка не доходя до магазина ДЛТ, Лёха с самого раннего детства полюбил в ней бывать, первый раз это было с мамой… он был еще дошколенок… Леха как сейчас помнит две огромные, тянущиеся с улицы, очереди, каждая очередь в свой зал, там два зала, практически одинаковых по размерам, наполняемости и ассортименту… Лёхе очень скучно, он даже прихныкивает, но мама уговаривает его, обещает, что уже скоро, что недолго осталось ждать, а пышки не простые, с сахарной пудрой!.. Как это — с сахарной пудрой!? Лёха однажды тайком пробовал на вкус мамину пудру — она никакая не сладкая!

О-о, это было одно из самых волнующих кулинарных воспоминаний детства: кофе горячий, но не горький, а очень вкусный, с молоком, и пышки очень вкусные, и пудра сладкая.

— Мама, а почему этот дядя говорит: пончики? Это же пышки?

Взрослые, тесно стоящие вокруг и всюду в переполненном зале (это был правый, если с улицы смотреть, зал), засмеялись, а мама покраснела.