Илья Стогов - 2010 A.D. Роман-газета

Она смотрела мне в лицо. Я чувствовал, что пауза затягивается, но не мог сообразить, что в таких случаях говорят, начал паниковать и сказал в результате совсем не то, что хотел. Пробубнил, что типа да-да. Припоминаю, когда-то виделись. Я был совсем не готов к этой встрече. Ответ был самым глупым из всех возможных. Хотя предыдущие несколько лет не проходило и дня, чтобы я о ней не думал.

Мы о чем-то заговорили. Юля смеялась. От смущения я сразу выпил еще сколько-то бюрократического алкоголя, и он оказался крепче, чем я думал. Так что подробности вечера я помню далеко не все. Это расстраивает меня. Мне хотелось бы помнить каждую секунду, перебирать их, как драгоценности, а я не могу и жалею об этом.

Из Таврического дворца мы ушли почти сразу, и дальше я помню танцы в полуподвальном клубе. Скорее всего именно там первый раз за вечер я потянулся ее поцеловать, но подробности утонули в водке, которую мы оба пили в кафе, рядом с клубом, чтобы не платить втридорога внутри. Я обеими ладонями прикасался к ее телу, а она опять смеялась, и хотя мы все еще были на вы, однако всего через несколько часов свет осеннего фонаря падал из окна на ее голый живот, а я лежал рядом, тоже голый, и не мог поверить, что все это происходит, а потом протянул руку к бутылкам, стоящим возле кровати, и чуть не свалился на пол, а она опять громко смеялась.

Кожей я прижимался к ее коже. Она без конца курила. Наверное, тоже нервничала. Мы были вместе всего несколько часов, но разговаривали почему-то о свадьбе. О том, что поженимся прямо в ближайшее время. Идея не казалась странной ни ей, ни мне. Принципиальная договоренность была достигнута, и теперь мы обсуждали детали. Я зажмуривался и не мог поверить, что снова чувствую запах ее волос, который до этого многие годы подряд разве что снился мне в эротических снах.

Шепотом я говорил ей:

— Я ведь одна сплошная проблема. И жизнь у вас будет нелегкой.

Она затягивалась сигаретой, и огонек освещал ее красивое лицо:

— Я знаю.

За пару лет перед этим я почти умирал. Зачем жить дальше — было совсем непонятно, и каждый день я думал только о смерти. На какой-то Новый год все за столом вдруг стали говорить: давайте вспомним уходящий год! Давайте вспомним, каким он был! И я по-честному попытался вспомнить вместе со всеми, но не смог. Потому что жизнь моя состояла из ничего. Если бы тогда мне сказали, что все только начинается, я бы не поверил. А оказалось, что так и есть: все действительно только начиналось.

Решение оказалось не простым, а очень простым. На пафосной вечеринке в Таврическом дворце я встретил одноклассницу Юлю. В тот же вечер мы решили пожениться, и дальше я был совсем-совсем счастлив.

— Я ведь сложный. Очень.

— Зато мы будем вместе.

— Я никогда не буду ни богатым, ни знаменитым.

— Ха! Конечно, не будете!

— Иногда нам будет нечего есть.

— Меня не очень это пугает.

— У меня никогда не будет ничего из того, чем принято хвастаться.

Она наклонилась к самому моему лицу и тихонечко сказала:

— Зато мне всегда будет с тобой интересно.

В комнате негромко играло радио. И я все ждал, что сейчас… вот сейчас в нем заиграет песня про осень в парке и капюшон. А она все не играла. Я был здорово пьян, а Юля лежала рядом. Вечер начинался как обычно, а закончился так, что лучше не придумаешь, и единственное, чего не хватало, — это чтобы певец Владимир Кузьмин все-таки спел эту свою песню.

Какое-то время я думал о том, когда же он все-таки ее споет, а потом спросил:

— Ты не шутишь? Всерьез выйдешь за меня?

Она ответила совершенно серьезно:

— Выйду. И даже рожу тебе детей.

Помолчала и добавила:

— Всегда хотела только этого.

Она оказалась права: наша дальнейшая жизнь оказалась ох какой интересной. Денег никогда не было, но мы из-за этого совсем не расстраивались. Даже через семь лет после свадьбы не реже чем семь раз в неделю мы занимались любовью, а если мне случалось надолго уезжать из дому, то потом я каждый раз старался все наверстать. По ночам я старался придвинуться к ней поближе, лицом зарыться в ее светлые волосы. Почувствовать их запах. Пока я мог вот так вот лежать, весь остальной мир совсем меня не волновал.

Прошлой весной я уехал в Йоханнесбург и там решил срезать угол, свернуть с большой авеню и пройти к отелю напрямик. Делать этого не стоило. Белых в тех краях не любят. В общем, в аэропорт меня доставили на «скорой», а девятичасовой перелет домой дался ох как нелегко. В приемном покое врач сказал, что чертовы свазилендские гопники раскололи мне лицевой свод черепа и полностью зрение в правом глазу скорее всего уже не восстановится, а кроме того, у меня, возможно, повреждены внутренние органы, так что он настаивает на полностью постельном режиме и, даже чтобы встать в туалет, я должен буду каждый раз в письменном виде спрашивать у него разрешения. Я кивал, и даже от этого движения внутри все дико болело, но в ту же ночь я свинтил из больницы, а когда вернулся под утро, то потом весь день подносил ладони к лицу и ощущал ее запах. Он чувствовался еще долго. Я вдыхал его и засыпал с улыбкой.