Анита Мейсон - Ангел Рейха

В своем следующем письме Хайнц сообщал, что отправляется на Восточный фронт. Больше я не получала от него известий.

Племянник Гретл не погиб в бою. Он пропал без вести после ареста.

Гретл рассказала мне об этом, когда мы пили кофе на маленькой, вымощенной плиткой террасе.

Она вдруг со стуком поставила свою кружку на стол, достала носовой платок и разрыдалась.

Сегодня он справлял бы свой день рождения. Прошло два года и три месяца с тех пор, как его забрали.

– Он помогал принимать роды у овец в долине Пазебуль, – сказала Гретл. – Он уехал туда на пони и только-только вернулся. Уже стемнело, и он валился с ног от усталости. Он не ел весь день, даже не успел вымыть руки. Там у него не было времени. Он вошел, сел в кресло у камина и попросил кружку козьего молока. Он любил козье молоко. Он никогда не пил пива, вина и прочих спиртных напитков, только козье молоко и иногда кофе со сливками. Анна, его мать, принесла молока, и он пил его. Потом в дверь забарабанили полицейские.

Гретл судорожно вздохнула.

– Он не сделал ничего плохого. Он в жизни никому не причинил вреда. Но они пришли за ним. Мы сразу поняли. Они стояли в дверях со своими пистолетами и смотрели на него, а он сидел, бедный мальчик, с кружкой и в испачканной кровью рубашке и пил козье молоко. Это были не местные полицейские. Мы видели их впервые. Они спросили его имя и сказали, что расследуют преступление и хотят его допросить. Он спросил, можно ли подняться наверх и переменить рубашку, а они сказали «нет». Тут в комнату через заднюю дверь вошел его отец и стал как вкопанный, а один из полицейских сказал: «Если сделаешь еще шаг, мы пристрелим мальчишку». Поэтому, разумеется, он не сдвинулся с места. А они забрали его, забрали бедного Стефана, и, когда он выходил из дому, Анна успела сунуть ему в руку кусок хлеба с колбасой, и они не стали возражать. Они посадили бедного мальчика в коляску своего мотоцикла и уехали. – Слезы катились по щеках Гретл. – Больше мы его не видели.

Я смотрела на узкую тропинку, ведущую к дому Гретл и другим домам деревни, на маленькую католическую церковь, на школу и здание штаба партии, на маленькое здание полицейского участка, которое отличалось от остальных домов только тем, что в садике перед ним возвышалась мачта с флагом. Все казалось таким мирным, таким обыденным.

– Вы знаете, что с ним случилось?

– О да. – В голосе Гретл послышалось почти отвращение. – Прошло пять месяцев, прежде чем мы узнали хоть что-то. Анна просто с ума сходила. Стефан был младшеньким, понимаете. А кроме того, он был… – Непонятное выражение скользнуло по ее лицу. – Он был немного простоват, как говорится. Порой приходилось по десять раз растолковывать ему, что и как делать, поскольку он не понимал. Все присматривали за ним… Разумеется, мы пошли в участок, в местный полицейский участок. Там нам сказали, что ничего не знают. Наверное, они говорили правду. Один человек в деревне наверняка знал что-что. Но спрашивать у него было бесполезно. Поэтому нам оставалось просто ждать известий… Через пять месяцев мы получили письмо от правительства. В нем говорилось, что Стефана «в интересах общества» отправили в какой-то лагерь под названием Графенек, в Вуттенберге, где он умер… – у Гретл на мгновение пресекся голос, – от инфекционной болезни. В письме говорилось, что тело кремировали и что нам не следует пытаться навещать могилу. В нем говорилось, что Стефан страдал неизлечимой болезнью и что мы должны благодарить Бога за его избавление от мук.

Она подняла голову и устремила немигающий взгляд на горные вершины вдали. Лицо у нее приняло гордое выражение.

– Кроме сообщения о смерти Стефана, – сказала Гретл, – в этой мерзкой писульке не было ни слова правды.

Я взяла ее сморщенную мозолистую руку и попыталась выразить сочувствие.

Она повернулась ко мне и гневно спросила:

– Фройляйн, ну почему они творят такое? Ведь он в жизни никому не причинил вреда. Почему они тайком убивают детей?

Я слышала о Графенеке. Ходили разные слухи. В газетах изредка появлялись траурные объявления, составленные в туманных выражениях и производившие впечатление трагедии, которую стараются замолчать.

– Он был недостаточно умен, – сказала Гретл. – Вот какое преступление они расследовали.

Я не находила слов, чтобы утешить ее.

– Фройляйн, вы знакомы с некоторыми из них, из влиятельных людей, которые принимают решения.

Нет. Нет. Я незнакома.

– Вы можете объяснить им, что убивают-то ни в чем неповинных детей? Они не знают, что происходит, не могут знать. Фройляйн…