Анита Мейсон - Ангел Рейха

Он взглянул на Эрнста, ожидая похвалы.

– Браво, – сказал Эрнст.

– Иногда я использую бомбы, наполненные мукой. Эффект просто потрясающий. Но мука забивается в моторчики. Выпьете что-нибудь?

– Спасибо.

На столе появились бутылки. Эрнст налил себе бренди. Если не считать люка бомбового отсека, самолетик являлся миниатюрной копией «Фоккера-ДФИ», несущей опознавательные знаки эскадрильи Рихтгофена и раскрашенной в соответствующие цвета. Эрнст сам не понимал, почему вдруг у него болезненно сжалось сердце.

– Узнаете? – спросил Толстяк.

– Конечно.

Опознавательные знаки использовались вполне законно, не придерешься. «Фоккеры-ДФП» появились в эскадрилье в последние месяцы войны; на таком летал Толстяк. Разумеется, Эрнст тоже. К тому времени, вспомнил Эрнст, эскадрилья Рихтгофена превратилась в авиакрыло Рихтгофена, состоявшее из четырех эскадрилий. Было ли то делом рук Толстяка? Нет, такая политика проводилась повсюду, такая тактика использовалась повсеместно с целью предотвратить надвигающуюся катастрофу; однако Эрнсту всегда представлялось, что это стало первым пробным шагом Толстяка к расширению сферы своего влияния, первой ступенькой на пути к власти.

– Вот, можете тоже попробовать, – сказал Толстяк, и неизвестно откуда с жужжанием вылетел второй самолетик, на сей раз «альбатрос», который легко описал круг над бегущими по кругу поездами.

– Вот так надо пользоваться пультом.

Эрнст поставил стакан бренди на стол и взял пульт дистанционного управления. Через пару минут он вполне освоился с прибором и научился довольно ловко поднимать свой «альбатрос» круто вверх, вводить в пике, снижать по спирали и накренять на одно и на другое крыло.

– Он сделает мертвую петлю?

– Не советую. Один самолет я уже угробил таким образом. Он врезался в стропило. Они очень хрупкие, знаете ли. Их изготавливает для меня один мастер в Крейцберге. Еврей. Конечно, мне приходится присматривать за ним. Мы никогда не избавимся от евреев, они чертовски способные ребята.

Эрнст сосредоточился, стараясь усовершенствоваться в умении управлять «альбатросом». Не хватало еще сломать любимую игрушку Толстяка. Толстяк заново загрузил снарядами свой «фоккер» и теперь кружил на бреющем полете над поездами, готовясь к следующей атаке.

С полчаса Эрнст с Толстяком увлеченно бомбили макет железной дороги. Потом Толстяк небрежно спросил:

– Зачем вы хотели меня видеть?

Ненадолго все отступило: смертельная усталость, тупое безразличие, чувство нереальности существования. А теперь все вернулось.

– Я хочу уйти в отставку.

– И слышать об этом не желаю.

– Шеф…

– Просто Герман.

У Эрнста еще ни разу язык не повернулся назвать Толстяка по имени.

– Состояние моего здоровья…

– Так ложитесь в госпиталь. Ей-богу, вы выглядите как больной кролик.

– Дело не только в моем здоровье.

– В чем еще? В данных по объемам производства?

Эрнст посадил свой «альбатрос» на рельсовый путь. Толстяк не сводил с него холодного безжалостного взгляда.

– Я занимаюсь не своим делом, – сказал Эрнст.

– Разве вы забыли, что именно я выбрал вас для этой работы? – Голос звучал резко. – Я выбрал вас не потому, что считал вас особо подходящим для нее человеком, – сказал Толстяк, – хотя и не ожидал, что вы наломаете таких дров, каких, по всей видимости, наломали. Последний отчет, полученный от Мильха, просто читать невозможно. Мне пришлось отложить его в сторону на второй или третьей странице, пока мое здоровье не пострадало. С чего вдруг вам взбрело в голову увеличить количество алюминия, идущего на самолет, который и так весит вчетверо больше полностью оснащенного истребителя?

Эрнст не знал. Он смутно помнил, что подписывал какой-то документ. В министерстве и на предприятиях-поставщиках воровство приняло такие масштабы, что он понял бессмысленность всяких попыток бороться с ним, как только начал догадываться об истинном положении вещей.

– Вы можете проверить мои собственные отчеты в любое время, когда вам будет угодно, – безжизненным голосом сказал он, а потом вдруг перед мысленным взором у него возникли Золотой и Серебряный залы и награбленное добро, свезенное сюда чуть ли не со всей Европы.

– Вы глупец, – заметил Толстяк.

– Не отрицаю.

– М-м-м… Знаете, вы мне нравитесь, Эрнст. Всегда нравились. Обычный человек с обычными человеческими слабостями – как я. Очень жаль, что вы повели себя так глупо.