И вдруг прошел сюжет, отбивший у Петра всякую охоту продолжать трапезу. Оператор показал, как во время ожесточенных столкновений израильтян с вооруженными палестинскими формированиями между противоборствующими сторонами оказался палестинец с сыном лет четырнадцати. Они были одни на открытой площади. Мужчина долго кричал, прикрывая собой ребенка и умоляя прекратить огонь, чтобы дать им выйти. Бьющая по нервам картинка никак не прекращалась: отец кричал, солдаты стреляли. Кончилось все ужасно: отец смог уйти с площади, но домой он унес бездыханное тело сына [1].
– Сволочи, – непонятно кого выругал Петр. Он легко представил на площади самого себя. И своего сына.
Моше сидел бледный и подавленный.
– Сегодняшние войны выигрывают не на улицах, а на телеэкранах, – наконец сказал он.
– Неужели ваши не могли прекратить стрельбу?
– Не знаю. Этот сюжет крутят постоянно. Наша комиссия разбирается. Но как на войне этого избежать? А войну начали не мы. И детей с камнями на улицы выводим не мы. Просто они не могут задавить нас силой, как в сорок восьмом или пятьдесят шестом. И пытаются перенести войну в телевизор. Ведь это очень зрелищно, когда в ребенка стреляют. Вызывает всеобщее сочувствие. Даже если он – с камнем.
– Не знаю, – покачал головой Петр, подавленный увиденным. – Все равно нужно что-то вам делать.
– Что? – вдруг вскочил из-за стола Моше. Его лицо пошло пятнами. – Что делать с этими ублюдками? Я был там, где расстреляли тех девочек. Автобус в крови, асфальт в крови. Этого сраного ублюдка поймали иорданцы. И – слава Богу. Потому что теперь он будет сам молить о смерти. А если б наши поймали, он был бы судим гуманным судом и долгие годы жрал бы нашу тюремную, вполне калорийную пищу.
– Успокойся, – попытался остановить его Петр. Лариса с тревогой смотрела на мужчин.
– Нет, ты мне скажи, что нам делать? Ты помнишь, у вас в Москве взорвали дома? Убили двести мирных людей. Что вы сделали? Вы послали карательную экспедицию и наказали плохую Чечню. А что нам делать? Мы живем в самом центре огромной Чечни. Эти ублюдки подстрекают за малые деньги чужих детей, а своих собственных отправляют в тыл – в Эмираты, Европу, Штаты. Денег у них до черта: прибыльнее терроризма занятия не бывает. А у нас тыла нет. И детей прятать некуда! Понимаешь?
– Понимаю, – сказал Деникин. – Успокойся. Ни ты, ни я эту проблему не решим. Ее никто не решит, пока ты будешь считать их ублюдками, а они будут мечтать утопить твоих детей в море.
Настроение было безнадежно испорчено. Расплатившись, все пошли к машине.
Некоторое время ехали молча. Потом Моше, как бы извиняясь за вспышку, попытался договорить:
– Ты пойми, когда русских мучают в Чечне или в Латвии там обижают, они в крайнем случае могут уехать в Россию. Россия большая. Поезд из конца в конец неделю едет. А у нас? Вы вон в Эйлат собрались – на противоположный конец страны, – доедете за четыре часа. С одной стороны – Ливан с палестинскими лагерями. С другой – Сирия со своей армией. С третьей – Иордания и Египет. Ну, здесь чуть спокойнее. Зато вокруг первого пояса – «друзья» типа Каддафи и Хусейна. Он, кстати, дивизии сейчас собирает, Иерусалим отбивать. Обещает пять миллионов под ружье поставить.
– У него ума хватит, – задумчиво произнес Петр.
– Пусть приходит, – вдруг мрачно улыбнулся Моше. – Мы ж – сибиряки. И его перезимуем! Но ты дай мне договорить. Все вышеназванные – по границам. А в середине – лауреат Нобелевской премии Мира Арафат. Ну и можно ли нам быть слабыми?
– Мишка, чего ты от меня хочешь? – улыбнулся Деникин. – Я тебе что – ООН?
– Просто я устал объяснять, что мы не злодеи, – сознался Моше. – С русскими-то проще, они знакомы с Чечней. А как европейцам втемяшить… А потом, ты зря думаешь, что я арабов ненавижу. У меня и друзья среди них есть.
– Ты говоришь точно как наши антисемиты, – засмеялся Деникин. – У каждого из них есть один знакомый хороший еврей.
Моше улыбнулся:
– А ты про бедуинов слышал?
– Кто же про них не слышал?
– Арабы. Тем не менее служат в нашей армии. На ответственных постах. И друзы те же. Те вообще отчаянные вояки. Среди друзов много высших офицеров. Дело не в том, еврей ты или нет. Дело в том, как ты относишься к стране, в которой живешь.
– Ладно, Миш, убедил. – Деникин положил руку ему на плечо. – Ты настоящий пионер и всех любишь. Но выбора-то у вас не много: либо плохой мир, либо хорошая война. Плохой мир по-любому лучше.
– Мы-то не против… – вздохнул Моше, но тему больше не поднимал.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу