Олег Рой - Он & Она

За несколько дней до смотра Жанка начала волноваться и все ходила как безумная, напевая себе под нос. Даже во время занятий не могла отключиться от песни: закрывала глаза и мысленно выводила свою партию, пока преподаватели не начали выводить ее саму из аудиторий.

– А что мы наденем?! – вытаращив глаза, завопила она накануне вечером. – Мы про костюмы забыли!

– Не забыли, – отмахнулась Леся, которая до смерти устала от неврастении подруги, – в джинсах пойдем. А когда пройдем конкурс, будем думать и о нарядах.

– А пройдем?! – в миллионный раз за последний месяц испугалась Жанна.

Олеся только отмахнулась в ответ.

Конечно, они прошли! Как только члены жюри – пара проректоров и заместители деканов по воспитательной работе – увидели на сцене голливудского сложения девушку, они ее уже мысленно приняли! А когда Леся еще и запела – чистым чувственным голосом – сомнений ни у кого не осталось. Надо включать! Споры вызвало только присутствие на сцене второй девицы: невзрачной простушки с невнятными чертами лица. Одни говорили, что надо ее убрать – только мешает, да еще и фальшивит местами, а другие настаивали на том, чтобы оставить – дескать, ее участие придает номеру интересный контраст. Вспомнили даже про фильм Барбры Стрейзанд «У зеркала два лица»: якобы это и есть та самая аллегория. А если их еще одеть в одинаковые вечерние платья, будет улет! Договорились до того, что решили выделить деньги из скудного бюджета праздника, чтобы сшить певицам наряды. А чем они, собственно, не гвоздь программы?!

Жанка была на седьмом небе от счастья, а Леся только сдержанно улыбалась, наблюдая за бурной радостью подруги.

День праздника наконец наступил. Сумасшедшая Жанка притащила Лесю в институт за три часа до начала концерта и без конца донимала ее тем, что пора одеваться, гримироваться. Леся едва сдерживала себя, чтобы не дать Жанке по башке: мало того что та разбудила ее ни свет ни заря, так еще и лезет со своими советами! Их номер стоит в программе последним! Промерзнут они насквозь до своего выхода на сцену в этих платьев без рукавов и с открытыми спинами.

Олеся настояла на своем – переоделись они только к моменту выступления. Зато эффект был неописуемый: участники концерта и рабочие сцены так и застыли с раскрытыми ртами, когда увидели Лесю.

– Зал полный? – беспечно поинтересовалась она.

– Аншлаг, – ответил кто-то, – и ректор здесь, и шишки все городские.

– Да?!

– Так они наш педюшник кончали, – доходчиво объяснили ей, – вот и приперлись на юбилей вуза.

– Отлично! – Леся наконец почувствовала приятное возбуждение. Если так, есть смысл петь на все сто: пусть запомнят талантливую студентку, возможно, потом это ей пригодится.

Конферансье начал уже объявлять их номер, а Олеся, прищурившись, все еще всматривалась в первые ряды. Отыскала взглядом городскую элиту – человек семь пузатых и толстомордых хозяев жизни – и решила, что посвятит песню им. Дернув за руку Жанку, которая едва держалась на ногах от страха, Леся потащила подругу на сцену.

Олеся обвела томным взглядом зал и едва заметно кивнула своим визави. Музыка зазвучала, она прикрыла глаза, прожила проигрыш, повторяющийся два раза одной и той же мелодией, и вступила: «Life is a moment in space…». Ее голос то поднимался в верхние регистры, одаривая слушателей нежностью, то опускался в нижние, показывая внутреннюю силу чувственной женщины. Она вся превратилась в звук, стала мелодией. Олеся то прикрывала глаза, чуть запрокинув голову назад, то бросала на зрителей говорящие взгляды. Она играла и жила в этой игре больше, чем когда-либо в жизни. Она верила, что и сама способна на все ради любви! Повторяя припев в последний раз, Олеся увидела, как по всему залу вспыхнули и стали раскачиваться в высоко поднятых руках сотни маленьких огоньков.

Финальные ноты стихли, она опустила голову то ли в поклоне, то ли в изнеможении – сама не могла понять – и долго стояла так, слушая взрывающие воздух аплодисменты. Сейчас она была счастлива…

За сценой они с Жанкой возились долго: та возбужденно стрекотала и никак не могла закончить с переодеванием.

– Ты слышала, – постоянно повторяла она, – слышала, как они хлопали?!

Олеся молча кивала.

– А я как пела, – не умолкала Жанна, – хорошо?

Олеся снова кивала. Ей очень хотелось остаться наедине с собой, чтобы до конца пережить это сладкое и одновременно горькое послевкусие, оставшееся после песни. Странное ощущение, какого она не испытывала до сих пор. Но разве от сумасшедшей подруги избавишься?