Джозеф Хеллер - Видит Бог

— Уходи, уходи, убийца и беззаконник! Господь обратил на тебя всю кровь дома Саулова, вместо которого ты воцарился, и предал Господь царство в руки Авессалома, сына твоего. И вот, ты в беде, ибо ты — кровопийца.

Думаете, я понял все, о чем он талдычил? Ничего я не понял, но винить в этом следует не меня, а переводчиков короля Якова I. Авесса же, сын Саруин, распалился, услышав злорадное это глумление, и громко вопросил меня:

— Зачем злословит этот мертвый пес господина моего царя? Пойду я и сниму с него голову.

Этого я ему не разрешил. Я сказал Авессе:

— Стоит тебе открыть рот, Авесса, как выясняется, что ты хочешь снять с кого-нибудь голову. Ты мне лучше другое скажи: где брат твой Иоав?

— Откуда ж мне знать?

— Пусть Семей злословит, — решительно произнес я, хорошо всю сознавая глубину моего падения, — ибо Господь повелел ему злословить Давида. Кто же может сказать ему: зачем ты так делаешь? Пусть живет. И может быть, Господь призрит на уничижение мое, и воздаст мне Господь благостью за теперешнее его злословие.

И мы продолжили спуск по занимающей дух трудной дороге, а Семей шел по окраине горы, с моей стороны, шел и злословил, и бросал камнями на сторону мою и пылью. Так оно и продолжалось, пока мы не прошли большого расстояния и он не отстал. Мы утомились. Завершив тяжкий спуск, мы вышли на ровную землю и остановились передохнуть, а тем временем Авессалом со своими людьми триумфально вступал в Иерусалим и вместе с ним этот ренегат Ахитофел. Пока я сидел прямо на земле, мысли мои обратились к прежнему моему покровителю, к Саулу, в последние дни его отвергнутому Богом и Самуилом. Мне хотелось пропеть что-нибудь поэтическое о смерти царя, однако слуги мои слишком устали, чтобы слушать. Хотелось мне спеть еще разок и о гневе Ахилловом, но как-то не хватило истинного чувства.

Тем временем в Иерусалиме мой тайный агент Хусий Архитянин предстал пред новым царем в ту минуту, как царь Авессалом входил в город, и радостно поприветствовал его, говоря: «Боже, царя храни! Боже, царя храни!»

Авессалом, узнав его, остановился.

— Таково-то усердие твое к твоему другу? — ядовито осведомился он. — Отчего ты не пошел с другом твоим?

И Хусий, человек хитрый, сказал:

— Нет, я пойду вслед того, кого избрал Господь и этот народ и весь Израиль, с тем и я, и с ним останусь. — Однако и на этом Хусий не остановился: — И притом, кому я буду служить, если царь теперь — ты? Как служил я отцу твоему, так буду служить и тебе.

Авессалому подобное превознесение его заслуг понравилось, и он принял Хусия в советники, помня к тому же, какую неоценимую пользу приносил мне Хусий в прошлом, Хусий же, когда Авессалом попросил совета о том, что ему делать дальше, только помалкивал и кланялся учтиво. Он не опротестовал предложения многоумного Ахитофела:

— Войди к наложницам отца твоего, которых он оставил охранять дом свой.

— Ко всем сразу?

— Ко всем и каждой.

— Да это же худшие, какие у него были.

— А зато услышат все израильтяне, что ты сделался ненавистным для отца твоего, — пояснил Ахитофел, — и укрепятся руки всех, которые с тобою. Эти женщины — собственность царя, и народ твой узнает, что все, принадлежавшее отцу твоему, принадлежит ныне тебе.

— Боже, царя храни! — примолвил Хусий Архитянин.

И поставили для Авессалома палатку на кровле, и вошел Авессалом к наложницам отца своего пред глазами всего Израиля, пред солнцем, как и напророчествовал Нафан. После седьмого номера толпа, собравшаяся внизу, разразилась овациями, и затем все усиливавшимся ревом подбадривала его, пока он разделывался с остальными тремя. Обязанности капитанов болельщиков взяли на себя какие-то девицы.

— Ставим ему «отлично»! — хором орали они.

Никто особенно не испугался того, что Авессалом ко времени, когда он покончил с десятой наложницей, изрядно-таки запыхался, а между тем именно в этом и крылось семя моего спасения — в посткоитальном изнеможении, поглотившем все его силы.

— Ну, а дальше что? — истомленно спросил Авессалом — главным образом у Ахитофела, советы которого почитались в то время такими, как если бы кто спрашивал наставления у Бога. — Я что-то приустал.

Ахитофел тут же выдал новую разумную идею.

— Теперь давай я выберу двенадцать тысяч человек, — предложил он Авессалому, — и встану и пойду в погоню за Давидом в эту ночь. Люди у нас есть. Мы можем выступить хоть сейчас.

Хусий Архитянин, о чем он впоследствии сам мне рассказывал, услышав этот совет и поняв всю мудрость его, почувствовал, как обмирает в нем сердце. Ахитофел же продолжал: