Тут я ошеломленно ахнул, и на лице ее мелькнул мгновенный испуг.
— Мы умрем, — торопливо продолжала она, как бы предчувствуя гнев, которым могу я ответить на столь неслыханное нахальство, — и будем как вода, вылитая на землю. Но Бог не желает погубить никакую душу. Ты видишь, как и со мной, Он помышляет, как бы и сына, отцом отверженного, не отвергнуть от него навсегда.
И затем сказала женщина:
— Говори, господин мой царь.
— Кто подослал тебя ко мне? — Такими были слова, с коими я, помолчав, обратился к ней и, чтобы она не устрашилась ответить, заверил, что вреда ей не причиню. — Не скрой от меня, о чем я спрошу тебя. Не рука ли Иоава во всем этом с тобою?
И умная женщина из Фекои — достаточно умная, чтобы искусно пользоваться лестью, — ответила мне:
— Да живет душа твоя, господин мой царь мудр, как мудр Ангел Божий, чтобы знать все, что на земле. Ибо точно, раб твой Иоав приказал мне, и он вложил в уста рабы твоей все эти слова.
— Вот, — сказал я, отпуская ее, — скажи Иоаву, что сделала, как он просил, и пошли его ко мне. Кстати, спрашиваю единственно из любопытства, — у тебя действительно есть сын, умертвивший другого твоего сына?
— Нет, господин мой. Да я и не вдова.
— Ясно-ясно.
Что до Иоава, то я охотно спасовал перед его доводами, благо я с самого начала надеялся, что они окажутся неопровержимыми. Я был несказанно благодарен Иоаву за его универсальную перцепцию, согласно которой любые законы незаконны, и, следовательно, такого феномена, как преступление, попросту не существует. И уж разумеется, не смог я оспорить сформулированное им прославленное золотое правило, на котором и по сю пору зиждится весь цивилизованный мир:
— Всегда поступай с другими так, как тебе удобнее.
Сопротивление мое было сломлено окончательно.
— Пойди же, — великодушно уступил я с таким видом, будто это я ему оказываю услугу, — возврати отрока Авессалома.
Тогда Иоав и проделал нечто поразительное — такое, чего я никогда не забуду и чего сам он, вероятно, никогда себе не простит. Он пал лицом на землю и поклонился, и благословил меня, он даже назвал себя рабом моим, а меня — господином и царем. Услышать все это от Иоава?! Я и по сей день не понимаю, что на него нашло. Столь открытая, столь почтительная покорность Иоава изумила меня до того, что я едва не пустил слезу. В те времена все мы, чуть что, заливались слезами.
— Теперь знает раб твой, — сказал Иоав, обнаруживая столь нехарактерную для него чувствительность, — что обрел благоволение пред очами твоими, господин мой царь, так как царь сделал по слову раба своего.
Мне потребовалась целая минута, чтобы оправиться от удивления.
— Но пусть он возвратится в дом свой, — распорядился я, — а лица моего не видит. Да, и пусть поостережется, потому что народ его ненавидит.
И встал Иоав, и пошел в Гессур, и привел Авессалома в Иерусалим. Лишь позже, когда я, сгорбясь, уносил из Иерусалима ноги, двигаясь к Иордану, мне пришло в голову, что мотивы, по которым Иоав обратился ко мне с этой петицией, были отнюдь не гуманными. Подозрения, однажды родившись, не успокаиваются уже никогда, так что я и поныне не склонен доверять Иоаву. Возможно, Авессалом сам все испортил, когда поджег его ячменное поле.
Итак, после трех лет изгнания Авессалом возвратился в дом свой, но лица моего не видел еще два года. И к изумлению моему, выяснилось, что никто к нему ненависти за убийство брата не питает. На самом деле, не было во всем Израиле мужчины столько хвалимого, как Авессалом. Его хвалили за красоту. Я так за него радовался! И родились у Авессалома три сына — мои внуки, естественно, — и одна дочь, которой он дал имя Фамарь, в честь ее несчастной, опозоренной тетушки, а моей дочери. Она была женщина красивая, но это ей не помогло, потому что отец ее все равно вскоре погиб на войне. Женщинам, носящим имя Фамарь, не очень-то везет в Библии, верно? Первой была хананейка, потерявшая двух мужей, из коих вторым стал Онан, изливавший семя на землю, чтобы только не дать ребенка прежней жене хворого брата своего и не продлить род его, за что Бог Онана и умертвил. Ей пришлось вырядиться блудницей и закрыть лицо свое, чтобы подбить Иуду, тестя ее, на довершение левирата, на который она имела полное право, и наградить ее дитятей, происходящим от члена семьи ее покойного мужа. Второй Фамарью была моя Фамарь, ей выпала злая доля быть изнасилованной ее же единокровным братом Амноном. А третья Фамарь еще маленькой девочкой потеряла отца в сражении в лесу Ефремовом, и более о ней никто ничего не слышал.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу