Николай Климонтович - Мы, значит, армяне, а вы на гобое

Звали ее Хельга. Это не была кличка, данная ей многочисленными поклонниками за тугой привлекательный зад: даже сам милиционер Птицын говаривал, что она очень расторопна по ходовой части , — так он изящно выражался. Нет, она была Хельгой отродясь, по паспорту, — имя в наших краях удивительное и ни в каких святцах не значащееся.

Возможно, ее родные, мать и незамужняя тетка — отца в семье женщины в грош не ставили, хоть был работящим и непьющим, только слишком уж тихим, не дрался, — назвали ее так в честь очень популярного в начале шестидесятых серванта из стран народной демократии. Муж звал ее по-домашнему просто Хель, а сильно выпивши и хлопая себя по ляжкам — Хиль, а то и просто — Эмка, производное, вы понимаете, от Эмиль, — это была одна из самых остроумных и коронных его шуток. Еще он любил говорить в раздражении ну и Хель с тобой , но это уж с порога, чтоб не схлопотать кухонным полотенцем по мордасам.

Оба они были из хороших пригородных почти трезвых рабочих семей, но выучились на инженеров: во второй половине семидесятых, в разгар развитого социализма и бесплатного образования, это было и вполне возможно, и распространено, — да что там, при советской власти половина страны была интеллигентами в первом поколении.

Она была инженер-химик, он — инженер-механик, и вплоть до начала конца социализма в нашей отдельно взятой стране она работала в ящике , и он работал в ящике , каждый в своем. И им хватало . Но с пришествием юного советского капитализма стало больше соблазнов, и всем как-то вдруг стало нехватать. И семье Птицыных тоже.

Инженера Птицына подбил пойти в милицию сосед по гаражу. Не в постовые, конечно, или там в участковые, а в лабораторию на Петровку. Птицын оказался сильным специалистом в области оружия вообще, баллистики в частности. Трудился он в лаборатории по части оружейной криминалистической экспертизы, и ко времени Коттеджа был уж капитаном с правом ношения табельного оружия. Он, светлый шатен, отпустил усы, но вылезли они отчего-то пегие и совсем светлые, чуть пожелтевшие от никотина и придавали ему вид дураковатый.

Птицына же пошла в бизнес.

Кооперативы и фирмы, в которых она подвизалась, открывались и закрывались, потом регистрировались новые, потом и те прогорали, но росли другие; на круг она стала зарабатывать еще на заре своей новой деятельности раз в пять больше Птицына, милицейского оклада которого хватало лишь на пиво Очаковское , водку и бензин. Квартиру отремонтировала. К даче отца где-то за Яхромой, точнее — к деревенской избе деда, доставшейся семье в наследство, Хельга пристроила веранду, мезонин, соорудила летний домик. Купила в баньку новый котел. У нее появилась, произносимая всегда не к месту, присказка для меня это копейки . Два раза возила мужа на Кипр и один — в Анталию, отели не ниже трех звезд, посмотрели мир ; дочку-троечницу направила в платную английскую школу. Наконец — самый удачный этап ее карьеры — она оказалась на месте бухгалтера без права финансовой подписи фирмы широкого профиля со сказочным именем Феникс . Именно в этой фирме, похоронив свою карьеру в вычислительном центре Госплана, — собственно, Госплана тоже скоро не стало, — и оказалась жена Гобоиста. И попала в объятия мадам Птицыной.

Фирма Феникс имела своего прикормленного человека на Петровке — по рекомендации милиционера Птицына — и занималась не вполне легальным, но очень прибыльным бизнесом, — а кто и тогда, и сейчас занимается вполне законным? А именно — обналичкой . Впрочем, по мелочи фирма работала и по отмыванию зеленых , с каковой целью была открыта дочерняя компания ХиД, в расшифровке — Хельга и Друзья , занимавшаяся поставками импортной мебели в российские магазины.

Директором и основателем Феникса был умный кандидат физико-математических наук Владик, умный, но дурак , по определению бухгалтера Птицыной. С ее точки зрения он совершил два абсолютно пагубных для бизнесмена поступка: первый — переспал на третий день после заключения контракта с ней, бухгалтером Птицыной, второй — после этого, даже когда первый пыл угас, продолжал ей слепо доверять. Впрочем, ни в какой бухгалтерии он все равно ничего не смыслил — был артист мысли и комбинации, не больше — и не мог нарадоваться, что не надо вникать в бумаги, в которых ничего не понимал, и что с бухгалтером ему повезло, как никому. Таким образом, сейф фирмы был для Птицыной широко открыт. А коли так, то выходило, что кем бы там по уставным документам этот самый Владик ни числился — хоть Папой Римским, — держала бизнес в руках химик Птицына. И крепко держала. Причем очень хорошо устроилась: ведь в случае чего никакой ответственности она не несла, подписывал, что она давала ему подписать, Владик.