Николай Климонович - Цветы дальних мест

Он старался развлечь себя хоть тем, что срезал кожуру бойко завивающейся спиралью, да только она все отрывалась невпопад, или утолщалась некстати, или хлюпалась, сырая и скользкая, на голую ногу. И все стоял в ушах какой-то шум.

Словно где-то жужжит мотор вдалеке. Да только знал уж теперь парень точнее точного, что это обман.

Так всегда было — пошуршит сухим листом вонючки ветер под окном, взлетит где-то рядом в тишине скарабей, а он уж бежит, бежит во двор — встречать, еще не зная кого…

Шум нарастал. Но парень сидел упрямо, лишь вздрагивая, замирая на миг, вслушиваясь. Но только замрешь — тихо делается до звона в ушах, вновь примешься за картошку — снова гудит вдалеке…

Хватит! Последнюю картофелину зашвырнул он в кастрюлю, получив немедленно сдачи — фонтанчик грязных брызг в лицо, поболтал перемазанной рукой в коричневом бульоне, пальцами перебрал сырые кругляши, побрел во двор воду слить, сцедил, картофелины придерживая, возле пролома в изгороди, распрямился и увидел перед собой явственно выплывающее из-за недалекого гребня пыльное облачко.

Вот показалась и сама водовозка, скрылась с глаз, выползла ниже.

Ржавый ее кузов почти сливался со всем вокруг, парень щурился, из виду ее не теряя, но вдруг почудилось: на этот раз шофер не собирается заворачивать, а едет мимо, мимо. И парень закричал, замахал руками, подпрыгивая, и кричал, пока не убедился, что водовозка идет, переваливаясь по буеракам, к кошаре напрямик.

Ворчащая утробою машина была уж метрах в двадцати, как парень разглядел, что в кабине на этот раз шофер не один. Водовозка добралась до уезженного пятачка перед домом, мотор дернул раза два, машина затряслась беззвучно, словно сдерживаясь, чтоб вконец не расчихаться, заглохла, наконец. Дверца отпахнулась, шофер высунулся над ней, крикнул:

— Один, что ли?

— Один, — пожал плечами парень.

— Ну так принимай — тещу тебе привез!

И тут же из-под второй дверцы показалась голая нога и принялась, дергаясь вразброс, шарить внизу ступеньку. Уставив ногу, теща поползла из кабины задом. На ней было застиранное коричневое платье, брели по которому унылые бордовые цветы, с насквозь черными окружьями у подмышек, и, пока она пятилась, из-под задравшегося подола светили грязного цвета длинные трусы. Парень отвернулся.

— Что ж тещу-то не встречаешь? — ухмыльнулся шофер. — Иль не рад? Начальница-то ваша повариху искала, вот эта самая повариха и есть. Тетя Маша, прошу любить и жаловать.

Постепенно делалось яснее, отчего лезла тетя Маша из кабины задом, долго и медленно. За ней, словно улов в неводе, тянулась длинная связка сеточек, узелков и сумочек. Багаж, по извлечении, выглядел так: к большой дерматиновой сумке приторочены были две авоськи, к авоськам подвязаны тряпичные узелки, тут же была и картонка с ботинками, стовитково перехваченная бумажной бечевкой.

Когда все хозяйство, как ручной выводок, остановилось возле ее ног на земле, тетя Маша освобожденно подергала плечами, деловито повозила локтями по бедрам, поправляя что-то на себе, хрипловато спросила, обращаясь к шоферу:

— Ну, кто начальник?

Лицо ее было опухшим значительно.

Глаза красны и малозаметны, словно над двумя круглыми, свеклой вымазанными щеками прорезали две карие щелки. Большим пузырем торчал из-под платья живот, пустые груди спадали на него. На коротких босых ногах имелись домашние тапочки с серой выпушкой по грязным щиколоткам. Была тетя Маша сейчас, по всей видимости, пьяненькой.

— Энтот, что ль?

И она уставилась на парня, ухмыляясь и покачиваясь, а руки для устойчивости уперев в бока, кистями назад.

— С бо-ро-дой, — протянула и ухмыльнулась шире. Шофер наблюдал сцену с удовольствием.

— Ну, начальник, в дом веди!

Подхватив узелки, тетя Маша бесцеремонно устремилась в дверь; обескураженный парень поспешил за ней; посмеиваясь, пошел и шофер.

— Энто ничего, уютненько устроились, — отпустила повариха, очутившись в большой комнате. — Показывай, где моя постеля?

— Я… я не начальник тут, — пробормотал парень, с неприязнью на нее глядя.

— А чего вылупился? Без тебя знаю, что не начальник. Я, считай, поварихой без малого сорок лет. И в столовых, и по экспедициям по вашим. Начальников о-ой сколько перевидала… Ты скажи лучше, чего здесь торчишь, когда начальник на работу ушел? Сторожишь, что ли, молод еще сторожить. Ишь здоровый какой! Где постеля?

— Заместо повара он у них, — ввернул водовоз.

— Повара? — Тетя Маша уставилась на Вадима. — Это как же понимать — повара?