Николай Климонтович - Эльдорадо

Реконструкция этой карьеры мне давалась много легче, чем соседской, потому что с мадам Стражниковой я был тесно знаком в течение нескольких лет — она служила диктором на радио, и кто-то подсказал ей записывать на студии звукозаписи на Качалова мои опусы; позже их же она наговаривала на компакт-диски для Общества слепых. А потому время от времени нуждалась в моих консультациях: как произносится, скажем, Мельмот Скиталец и где делать ударение в слове Мураками. Это была темноглазая, на коротких кривоватых ногах дамочка с пухлым порочным ртом, низким лобиком и скулами кипчачки. Живая, смешливая, одевалась она провинциально, в кофты с рюшами, в темные, малиновые или фиолетовые, шерстяные платья с накладными пожелтелыми кружевами ручной работы, зимой носила толстую древнюю шубу из котика, наверняка предмет застарелой зависти товарок по прошлой жизни, поскольку некогда такие были знаком настоящего благосостояния.

Было семейство из волжского, захудалого, хоть и губернского степного города: зимой холод и темень, летом несусветная жара и тяжелый запах гнили от ближних болот. Росли будущие супруги на одной кривой улице, в деревянных темных от влаги домах, похожих на бараки с печками, ходили в одну школу, он классом или двумя старше. Оба были городскими жителями во втором поколении: родители их пришли после войны в город из деревень. Но была между ними — на сторонний взгляд едва различимая — социальная разница: у нее отец умер, а мать была простой фабричной рабочей, у него отец был жив и трудился слесарем какого-то там разряда на той же фабрике, которой и принадлежали их халупы. Так что его семья была побогаче и потому склонялась к своеобразной пролетарской мелкобуржуазности, имела, скажем, стенку, тогда как уклад ее семьи — у нее была еще младшая сестра — оставался деревенским. Быть может, именно своеобразная гордость селянки или степное калмыкское свободолюбие его приворожили, но уже в последних классах школы они гуляли и сделались неразлучны — к недовольству его семьи, разумеется. Он окончил школу, поступил в техникум, где вскоре возглавил комсомольскую ячейку, сызмальства был активист, и роман их прервался, как и всегда обрываются школьные привязанности при вступлении в широкую жизнь. Но она совершила удивительный карьерный кульбит: еще в школе пела в самодеятельном хоре так называемые народные песни, а тут поступила в училище, готовившее культпросвет работников, по музыкальной части. У нее прорезался довольной сильный низкий голос томного цыганского тембра. Стала погуливать, ему доносили, он ревновал, их любовь возобновилась. Двадцати лет она вышла за него замуж, сыграли громкую комсомольскую свадьбу, сдобренную непристойными деревенскими обрядами, после чего он стал инструктором по идеологии обкома комсомола. Молодожены получили комнату в коммунальной квартире в доме для местного начальства в самом центре города, на Ленина. Она выиграла конкурс и стала диктором областного радио. Молодые супруги Стражниковы подружились с обкомовскими детьми, жившими в том же доме, и понемногу вошли в круг здешней элиты: браконьерская охота и рыбная ловля круглый год, водка, изготавливавшая на экспорт, групповой секс с женами в узком привилегированном кругу в уютной баньке, скрытой от посторонних взглядов в режимной зоне.

Из устных воспоминаний мадам мне известно, что ее молодой супруг уже тогда завел моду ежедневно бриться не иначе как в парикмахерской, а обедать не дома, но в ресторане гостиницы Астрахань. То есть имел замашки, вкус к невинному шику, хотел глядеть барином. И здесь сокровенный вопрос: была ли уже в те годы у молодого комсомольского инструктора Стражникова возможность красть. Нет, не принимать грошовые подарки, когда ездил с инспекциями по районным центрам, вяленую ляжку барана или там копченого сига, но всерьез брать и класть в карман. Одно понятно, он был очень сообразителен, потому что довольно скоро занял казавшуюся непрезентабельной другим, менее смышленым партийным карьеристам, должность инструктора обкома партии по делам церкви, что называлось по атеистической пропаганде. Ниже в те годы по партийной табели шли только инструкторы по противопожарной агитации.

И здесь нельзя не восхититься деятельностью ума молодого человека: там, где пенсионного возраста партийцы бубнили про опиум для народа и лелеяли первичность материи, молодой Стражников действовал много решительнее и предприимчивее. Он решил построить союз атеизма и религии, надолго предвосхитив плюрализм своей партии горбачевской эпохи. Его рассуждение было просто: у партии денег нет, у церкви они есть. Мне конечно неизвестно, каким образом он принудил делиться тамошний причт, понятно только, что деньги у него завелись и прятались в кубышку от взглядов менее удачливых коллег. Мало того, он стал вхож к местному владыке и, что совсем уж удивительно, поскольку такого рода контакты тогда осуществлялись посредством другого ведомства, стал как бы партийным связным местной церкви и патриархата. Мне трудно представить механизмы его деятельности, но, так или иначе, сорока с небольшим лет от роду он уже был богат, жил в Москве и преподавал для отвода глаз историю религии в Академии сельского хозяйства, куда, впрочем, ездил на собственном Мерседесе с шофером. Мадам же была устроена диктором на всесоюзное радио. Приблизительно тогда мы с ней и познакомились.