Юрий Зверев - Размышления о жизни и счастье

Известно, что всякому заместителю хочется самостоятельности. Выхлопотала моя жена должность главного врача Всеволожской больницы. Больница — развалюха, новую, современную строить надо. С тем условием и поставили на должность. Работа сложная, ответственная, строители сроки срывают, стройматериалы безбожно воруют, во всё надо вникать. А тут этот непутёвый муж под ногами путается. Поехала в отпуск на юг, и там в Васю, с которым раньше у друзей познакомилась, влюбилась. Вот и вся внешняя канва событий. Моя реакция известна по дневнику.

А что же прячется за занавеской? О, тут-то начинается самое интересное! Тут достоевщина, тут вечный скелет в шкафу. Кто захочет вытаскивать его на свет божий? Ведь если о нём никогда не вспоминать, можно жизнь посчитать счастливой.

Почему так много стариков, которые не любят вспоминать прошлое? Совсем не всегда потому, что оно было трудным или голодным. Чаще причина в другом: оно слишком загажено. Жадность, честолюбие, эгоизм, ошибки… Человек так часто плевал в собственную душу, что на старости лет стал бояться собственной памяти.

Однако было бы несправедливо обвинять в пороках одного его. Советское государство ложью, ханжеством и оголтелой пропагандой ловко вытравливало из человека его лучшие качества. Наши родители всегда помнили довоенный сталинский террор, повальное доносительство и не смели говорить откровенно даже с собственными детьми. Дети, то есть мы, воспитанные в пропагандистском угаре, верили Сталину, как Богу. Коллективные ценности возводилось в культ, личные высмеивались. Росло поколение комсомольских фанатиков и приспособленцев. Мораль стала общественным понятием, а потому в стране даже „секса не было“.

Приходится вспоминать истины, ставшие теперь банальными, чтобы на историческом фоне попытаться показать драму жизни передового представителя советской интеллигенции — бывшей собственной жены.

В её жизни положительные личные качества претерпели такие изменения, что превратились в свою противоположность. Такие метаморфозы даром не проходят.

Итак, успешная женщина, советский администратор сменила упрямого мужа на мягкого и доброго человека. Новая любовь, новые надежды. Но новый муж тоже вырос при той же власти и впитал её главный порок — всеобщее пьянство. Эту привычку долго скрывать невозможно. Вася, человек мягкий и слабый, терпел месяца два, но однажды явился из командировки в чужих штанах и в стельку пьяным. Оказывается, прежняя жена бросила его по той же причине, но ни он сам, ни его мамаша не обмолвились об этой его слабости ни единым словом. Тут только поняла моя бывшая жена, как жестоко ошибалась, когда в пылу очередной ссоры кричала: „Лучше бы ты пил и курил, чем так упрям и бездушен!“. Всё познаётся в сравнении, поэтому она отыскала меня уже через три месяца после развода и слёзно умоляла вернуться. Но я по привычке упёрся. Это было последней каплей в цепи её ошибок. Думаю, что этого унижения она не простит мне до конца дней. По крайней мере, когда я послал ей одну из своих книг, она заявила, что не будет её читать никогда.

Бедной женщине ничего не оставалось, как вернуться домой и пытаться приспособиться к новому семейному состоянию.

Прежде всего, надо было скрывать на работе то, что новое замужество не принесло ей радости. Надо было успокаивать свою маму — моя бывшая тёща, не видевшая никогда ни мужа, ни зятя пьяным, пребывала в ужасе. И как спрятать от семилетнего ребёнка кошмар, поселившийся в доме с приходом нового папы? Как жить? Разводиться снова? Но она недавно вступила в партию. Теперь номенклатурный статус диктовал свои условия: он не позволял партийному руководителю быть матерью-одиночкой. Для назначения нужно было иметь анкету без пятнышка, партия была главным средством контроля и устрашения.

Домашний кошмар продолжался. Попытки лечить мужа не давали результата. Чтобы как-то отвлечься от мрачных мыслей, женщина стала курить и поглощать крепчайший кофе. При мне она этими „невинными“ наркотиками себя не глушила. Только пить вместе с мужем она не могла себе позволить — в жизни её держала работа.

Шёл конец восьмидесятых годов. Начались партийные дворцовые перевороты. Пришло время гласности, люди стали оттаивать. Протестные мысли из кухонь стали выливаться на площади. Один за другим вскрывались гнойники государственной фальши, открылись страшные преступления сталинского режима. Но если в общественной жизни произошли немалые перемены, то как быть с личной? Жизнь моей бывшей жены прошла под знаком неразрешимых противоречий. Разве это не достоевщина? Раненая душа просила успокоения. Как в таких случаях нередко бывает, выход из тупика нашёлся в религии. Церковная исповедь принесла не только утешение, но подарила нового друга — в рясе. Коммунистическая химера сменилась на религиозную.