— Я тоже ем мало. А вот вы явно переедаете.
— Это верно. Никак не могу бросить сладкое.
— Переедание — это компенсация за неудовлетворенные эротические желания.
— В самом деле? Это интересно. Выходит, вас от этого йога спасает?
— Ну почему же? С женщинами у меня и без йоги порядок.
— Тогда для чего же вам хатха — йога?
— Для знаний.
— А знания для чего?
Парень посмотрел на меня, как на темную бутылку.
— Однажды я на сорок девять дней выходил из собственного тела.
— Как это?
— Вот так — тело было отдельно, а мое «я» отдельно. Это состояние почти клинической смерти.
— Но зачем вам испытывать такое?
— Затем, что это очень приятно.
— И теперь, занимаясь йогой, вы стремитесь испытать это ощущение еще раз?
— Именно так.
— А для чего?
— Для знаний.
— Получается заколдованный круг, а это уже не интересно.
— Каждый, кто испытал нечто лучшее, стремится это состояние повторить.
— Так живет любой наркоман.
— Верно, ну и что же?
— То, что цель такой жизни ничтожна. Неужели вы живете ради кайфа нирваны?
— А вы знаете большие цели?
— Знаю.
— Какие же?
— Воспитание ребенка и творчество.
— А что такое творчество?
— Своеобразные роды. Привнесение в жизнь чего-то нового, прежде не существовавшего. Как и рождение ребенка женщиной. Дальше идет воспитание.
— Но разве воспитание — не передача знаний?
— Вы говорите об учебе. А воспитание — это передача личностных начал воспитателя. Это развитие эмоций, развитие души.
— А зачем развивать душу?
— Затем, чтобы человек мог достичь высшего из своих желаний — счастья.
— Вы сами пришли к заколдованному кругу. Чтобы достичь счастья, можно уколоться.
— Не путайте божий дар с яичницей. Для полноценного счастья необходима гармония души с окружающим миром. Вы же предлагаете подвальный эрзац счастья.
— Какая разница? Конечный результат тот же.
— Ничего подобного. В одном случае следование законам природы, в другом — полное их игнорирование. А это приводит к ранней смерти.
— Счастливые тоже умирают.
— Да, но они иначе живут.
— Каждый живет, как ему нравится.
— Типичный довод эгоиста. Я думаю, что каждый живет, как может.
За этими рассуждениями мы достигли развилки, где я должен был свернуть к дому.
— Что ж, молодой человек, спасибо за откровенность. Если у вас есть вопросы, мой телефон…
— У меня нет к вам вопросов.
— Я имел в виду вопросы к себе.
— Если они возникают, я себе их и задаю. И, все-таки, знание — это свобода.
— Не могу согласиться. Свобода недостижима, ибо на вечные вопросы бытия человек ответить не может. А потому для меня путь к свободе — в творчестве. За сим — прощайте.
Мы побежали в разные стороны.
Хорошо бы лет через тридцать встретиться с этим парнем и посмотреть, достиг ли он счастья со своей «свободой»?
4 декабря 1997 года
Что такое пошлость? Думаю, что это сделка с лучшим чувством, данным человеку природой, с совестью.
Совесть дается нам как защитный рефлекс от соблазнов, подстерегающих человека на каждом шагу. Чаще соблазны побеждают, но заглушить природную цензуру им удается далеко не всегда. Как бы ни храбрился пошляк, в глубине его души, как на дне колодца, скребется и попискивает котенок. От этого ему неуютно жить, и он, как ни старается, не может достичь счастья.
Совесть — чувство тонкое, требующее родительского воспитания или самовоспитания в сознательном возрасте. А трудиться люди не хотят. Им хочется сразу всего и побыстрее. У многих вся жизнь состоит из сделок с совестью. Вечную тревогу они глушат доступными способами: разгулом, водкой или оправдывающей философией. Это и есть пошлая жизнь.
Но встречаются, к счастью, люди, которые просто не умеют быть пошлыми. Они с детства доверяют своему чувству, им не приходит в голову, что возможны какие-то компромиссы.
Привычные для них убеждения кажутся окружающим враждебным фарсом или, напротив, недостижимыми истинами. Их поступки многим кажутся странными.
Но именно эти люди — нравственные пики человечества.
Мне повезло, я побывал и в том и в другом лагере.
Лето 1993 г.
Приближение старости человек начинает ощущать с пустяков: чуть больше устал, чем прежде, спокойно посмотрел вслед стройной девушке…
Молодости понять старость не дано, сама природа здесь наложила «табу». Не только грядущее одряхление, но и, возможно, скорое рождение детей, осмысливается весьма туманно. Люди женятся не ради детей, а для соития. Желание получить удовольствие, и как можно скорее, подавляет все остальное. В поисках пары молодые готовы лететь хоть на край света. Тела своего они не чувствуют, здоровье воспринимают, как воздух, летят по жизни на крыльях радужных надежд. Любое занятие второстепенно по сравнению с прикидкой: «А подойдет ли она (он) мне в пару?»
Читать дальше