Юрий Зверев - Размышления о жизни и счастье

Кондратьев постоянно опасался ареста, и с помощью Голованова выхлопотал паспорт на имя Кондратьева. (Подлинную его фамилию мне установить не удалось).

С фальшивым паспортом он сбежал из Москвы в Одессу. Официально работать не хотел под предлогом костного туберкулёза. Он стал давать частные уроки композиции. Рихтер пробовал сочинять собственные пьески, и знакомый юноше пожилой музыковед Борис Дмитриевич Тюнеев посоветовал Святославу брать у него уроки.

Событие, случившееся в самом начале знакомства Рихтера с Кондратьевым, не предвещало ничего хорошего. Вот что рассказывал впоследствии сам Рихтер: "Однажды мы с Тюнеевым завалились к Кондратьеву, который вечно сидел дома, без предупреждения. Дверь была затворена, свет везде выключен. Войдя, мы обнаружили его лежащим на полу с вывалившимся языком. Удавился. Тюнеев хотел убраться как можно скорее, но я в свои пятнадцать лет удержал его, поднял на ноги соседей, чтобы они помогли бедняге. Его откачали".

Мог ли юноша предполагать, какую роль сыграет спасённый им человек в его судьбе?

Мать Рихтера познакомилась с Кондратьевым и проявила к нему горячий интерес. Одно время он даже жил у Рихтеров. Аристократические замашки Анны Павловны не одобрялись ни мужем, ни сыном, и потому дворянское происхождение Кондратьева импонировало ей. Отношения между ними углублялись на глазах юноши, который очень переживал за отца. Уроки Кондратьева прекратились и, чтобы не видеть назревающую семейную драму, Святослав уехал в Москву поступать в консерваторию. Тем более, что по возрасту ему вскоре предстояла служба в армии.

Профессор Генрих Нейгауз, прослушав молодого музыканта, незамедлительно взял его в свой класс. Рихтер обязался сдать в течение года все общеобразовательные предметы, но, конечно, не смог этого сделать, за что его два раза исключали из консерватории. Спасало заступничество Нейгауза, который даже взял юношу к себе жить. Спал Святослав под роялем, но бытовые трудности его не волновали. Он постоянно ждал писем от родителей. Письма приходили редко, родители избегали рассказывать о семейных отношениях. Однако Рихтер знал, что его мать ухаживает за "больным" Кондратьевым, болезнь которого он считал многолетней симуляцией.

Когда началась Великая Отечественная, Рихтеру было двадцать шесть лет. Уже в 1941 году немцы вошли в Одессу, и связь с родителями окончательно прервалась.

В годы войны Рихтер выступал с сольными концертами в разных городах страны. В 1943 году в Тбилиси к нему подошла на улице едва знакомая женщина и сказала, что его отец расстрелян. И сама встреча, и это известие были настолько неожиданны и неприятны, что он не смог даже расспросить подробности. У него хватило сил лишь пробурчать нелепую фразу: "Я знаю" и уйти, хотя он ничего прежде не знал.

Подробности смерти отца он узнал только после войны. Они произвели на него такое ошеломляющее впечатление, что он замкнулся в себе и всю жизнь почти не давал интервью.

Оказалось, что перед приходом немцев супругам Рихтер предложили эвакуироваться из Одессы. Анна Павловна отказалась от эвакуации под предлогом того, что они не могут оставить в городе "больного" Кондратьева. По законам военного времени главу семьи, немца по национальности, Теофила Рихтера арестовали и решением карательной "тройки" расстреляли. Мать и Кондратьев остались в оккупированном городе. Должно быть, они, дворянские дети, только при немцах почувствовали освобождение от вечного страха за свою жизнь.

Однако новый "немецкий порядок" просуществовал недолго. С приходом Красной армии Анна Павловна и Кондратьев ушли вместе с отступающими немецкими частями.

Эти сведения стали для Рихтера подлинно гамлетовской трагедией. Юношу мало интересовала политика, но он учился в Москве, его молодые годы протекали в атмосфере коммунистической идеологии. В годы войны он выступал в разных городах страны, видел полуразрушенные бомбёжками Мурманск и Архангельск, сам попадал под обстрел. Как и весь народ, Рихтер ненавидел фашистов, выражая в музыке свой протест против гитлеровского нашествия.

Он любил мать, долго и трепетно ждал встречи с ней и потому не мог поверить, что она предала не только его, сына, но и Родину.

С кем он мог поделиться своим горем? Его душа окончательно замкнулась. Временами его охватывали приступы глубокой депрессии, граничащие с психическим заболеванием. Вот что рассказывал сам Святослав Теофилович в конце жизни: "Мне знакомы приступы хронической депрессии, самый жестокий из которых постиг меня в 1947 году. Я не мог обойтись без пластмассового омара (игрушки, успокаивающей его), с которым расставался лишь перед выходом на сцену. Всё это дополнилось слуховыми галлюцинациями, преследовавшими меня на протяжении многих месяцев и днём, и ночью, и даже во сне. Я проводил ночи без сна, пытаясь вообразить, что то, что я слышу, я в действительности не слышу, а только думаю, что слышу, либо стараясь уточнить диапазон звучания. Они (галлюцинации) вновь возникают при каждом рецидиве депрессии".