Нини, малышу, довелось принять прямое участие в истории с коноплянками. Еще птенчиками прислала их сеньоре Кло ее племянница из Миерес, бывшая замужем за служащим телеграфа. Сеньора Кло посадила их в позолоченную клетку с голубыми кормушками и кормила их конопляным семенем да просом, а на ночь засовывала в клетку разогретый кирпич, завернутый в вату, чтобы птенчики не страдали без материнского тепла.
Когда они подросли, сеньора Кло вешала между прутьями клетки лист салата и кусочек пемзы — салат, чтобы очищались желудочки, а камушек — точить клювики. Сеньора Кло скрашивала свое одиночество, нежно беседуя с птичками, а если они дрались, любовно их журила. Коноплянки приучались считать ее своей настоящей матерью, и каждый раз, как она подходила к клетке, самец топорщил розоватые перышки на грудке, будто хотел ее поцеловать. А она медовым голоском говорила: «Ну-ка, кто первый меня поцелует?» И птички начинали суетиться, драться, каждая хотела первой ткнуться клювиком в мясистые губы хозяйки. А если они ссорились между собою, сеньора Кло грозила им: «Баловаться?! Я вас! Баловаться?!»
На святого Феликса из Канталисио будет четыре года, как Нини подарил сеньоре Кло порожнее гнездо чечетки и предупредил, что коноплянки размножаются и в неволе, — женщина так бурно обрадовалась, будто ей сообщили, что она станет бабушкой. И действительно, проснувшись однажды утром, сеньора Кло была поражена — самочка сидела в гнезде и, когда хозяйка подошла к клетке, не поспешила навстречу, чтобы поцеловаться.
Птичка не меняла положения, пока не высидела должный срок, и вот через сколько-то дней в гнезде появилось пятеро розовых птенчиков, и умиленная сеньора Кло выбежала на улицу, чтобы сообщить радостную новость всем встречным и поперечным. Но счастье оказалось недолгим — не прошло и нескольких часов, как двое птенчиков умерло, а остальные трое начали часто-часто раскрывать и закрывать клювики, словно им не хватало воздуха. Сеньора Кло послала за Нини, но, хотя мальчик почти сутки не отходил от птичек и пытался заставить их есть лесные ягоды и всяческие семена, на рассвете умерли и эти трое конопляночек, и безутешная сеньора Кло отправилась в город, где жила ее сестра, чтобы немного рассеяться. Через двенадцать дней она возвратилась, и Нини, стоявший возле Сабины, которой была поручена лавка, увидел, что глаза у сеньоры Кло блестят, как у школьницы. Со смущенной улыбкой она сказала Сабине: «На святого Аманда приглашаю тебя на свадьбу, Сабина; его зовут Вирхилио Моранте, он блондин, а глаза голубые, как незабудки».
И когда Вирхилио Моранте приехал в деревню, такой молоденький, робкий, тщедушный, здешние жители смотрели на него с презрением, а Дурьвино в кабачке говорил, что, мол, этот паренек — ловкач и пошел на содержание. Но стоило Вирхилио выпить пару стаканов и затянуть «Звонарей» и прошибить до слез дядюшку Руфо, Столетнего, как все пришли в восторг и прониклись к нему уважением. Теперь люди, встречая его, говорили:
— Ну-ка, Вирхилин, красавчик наш, спой что-нибудь.
И он соглашался, не ломаясь, а иногда извинялся:
— Простите, сегодня не могу. Не в голосе.
А когда кололи свиней у сеньоры Кло, люди собирались уже не для разговоров. Они приходили только ради удовольствия послушать пение Вирхилина Моранте. И Нини, малыш, который после смерти бабушки Илуминады исполнял обязанности мясника, даже чувствовал себя немного в тени.
На святого Альбина небо прояснилось, и Нини спустился в деревню — целый час гонял борова сеньоры Кло и прописал ему диету: вода, отруби. Два дня спустя пали сильные заморозки. К этому времени грачи и скворцы сменили оперенье — значит, наступила зима; кочки блестели от инея и стали твердые, как гранит, в речке плавали льдинки, и каждое утро, когда деревня пробуждалась, воздух был словно стеклянный, и самый ничтожный шум отдавался как удар бича.
Когда Крысолов и Нини пришли на заре к сеньоре Кло, в доме царила праздничная суматоха. Приехали из города племянники хозяйки, были здесь также Сабина, Пруден и их сынок Мамертито, и сеньора Либрада, и Хустито, Алькальд, и Хосе Луис, Альгвасил, и Росалино, Уполномоченный, и Дурьвино, и Мамес, Немой, и Антолиано, и сеньор Руфо, Столетний, со своей дочерью Симеоной, и, когда пришли Крысолов и Нини, Вирхилио с большим чувством завел песню, и все слушали, разинув рот, и, когда он закончил, аплодировали, и Вирхилио, чтобы скрыть смущение, стал обносить собравшихся ломтиками поджаренного хлеба и рюмочками с водкой. В глубине кухни трещал огонь в очаге, а на столе и в мисках сеньора Кло аккуратно разложила лук, хлебный мякиш, рис и сахар для кровяной колбасы. У очага на полу, где были уложены по размеру ножи, стояли большая лохань, три таза и блестящий медный котел, чтобы перетопить сало.
Читать дальше