— Ты рассуждаешь, как неудачник, — ответила мать Шаббата.
— Я и есть неудачник. Я уже говорил это Норму вчера вечером. Я достиг вершин неудачи. Как же мне еще рассуждать?
— Ты всегда думал только о девках и борделях. У тебя мировоззрение сутенера. Тебе им и следовало стать.
Мировоззрение, не как-нибудь. Какая она стала образованная после смерти. У них там, наверно, какие-нибудь курсы открыли.
— Я опоздал, мам. Черные уже захватили этот рынок. Еще предложения будут?
— Тебе следовало вести нормальную плодотворную жизнь. Иметь семью. Иметь профессию. Не надо было убегать от жизни. Подумать только — куклы!
— Мне казалось, что это неплохой вариант, мам. Я даже учился в Италии. Я изучал…
— Шлюх ты изучал в Италии. Ты нарочно всегда жил неправильно. Тебе бы мои заботы!
— Но у меня именно… у меня, — снова подступили слезы, — но у меня именно такие, именно твои заботы!
— Тогда зачем ты носишь эту бороду, как у старого пса, и эту свою дурацкую одежду — и зачем с девками путаешься!
— Можешь ругать меня сколько хочешь за девок и за одежду, но борода необходима, если не хочешь видеть своего лица.
— Ты похож на какого-то зверя.
— А на кого я должен быть похож? На Нормана?
— Норман всегда был чудесным мальчиком.
— А я?
— А ты находил себе другие развлечения. Всегда. Даже маленьким ребенком ты был чужим в доме.
— Правда? Я не знал. Я был так счастлив.
— Но все равно всегда был чужим, всё превращал в фарс.
— Всё?
— Ты-то? Конечно. Послушай, ты даже саму смерть превращаешь в фарс. Есть ли на свете серьезнее занятие, чем умирать? Нету. А ты хочешь и это превратить в фарс. Даже убить себя с достоинством не можешь.
— Ты требуешь слишком многого. Не думаю, что тот, кто кончает самоубийством, убивает себя «с достоинством». Не верю, что такое возможно.
— Ну так подай всем пример. Сделай так, чтобы мы тобою гордились.
— Но как, мама?
Около сервированного для него завтрака лежала довольно пространная записка, начинавшаяся словами «ДОБРОЕ УТРО!». Заглавными буквами. Записка была от Нормана. Набрано на компьютере.
ДОБРОЕ УТРО!
Мы ушли на работу. Заупокойная служба по Линку начнется в два. Часовня Риверсайд на 76-й улице. Увидимся там. Мы займем для тебя место. Уборщица (ее зовут Роса) придет в девять. Если хочешь, чтобы она тебе что-нибудь выстирала или выгладила, просто попроси ее. Я все утро в офисе (994-6932). Надеюсь, после сна тебе немного лучше. У тебя сильнейший стресс. Я бы хотел, чтобы ты поговорил с психиатром, пока ты здесь. Мой врач не гений, но он толковый. Д-р Юджин Гроббс (фамилия — не очень, но свое дело он знает). Я связался с ним, и он сказал, что ты можешь позвонить ему, если захочешь, сегодня днем. Пожалуйста, отнесись к этому серьезно. Меня он вытащил из летней депрессии. Возможно, он посоветует тебе какие-то лекарства — или просто поговорит. Ты в неважной форме, и тебе нужна помощь. ПРИМИ ЕЕ! Пожалуйста, позвони Юджину. Мишель передает привет. Она тоже будет на заупокойной службе. Мы надеемся, что ты пообедаешь сегодня с нами. Дома, тихо, только втроем. Думаю, тебе стоит остаться у нас, пока не встанешь на ноги. Кровать и комната в полном твоем распоряжении. Мы с тобой старые друзья. Друзей у нас осталось не так много.
Норман
К записке был прикреплен белый конверт. Пятидесятидолларовые купюры. Не шесть, которые покрыли бы стоимость чека с совместного счета, а целых десять. У Микки Шаббата теперь было пятьсот баксов. Достаточно, чтобы заплатить Дренке за секс втроем, если бы Дренка могла… Но она не может, а так как Норман, скорее всего, не намерен обналичивать чек Шаббата — возможно, он уже порвал его, чтобы у Розеанны не отняли ее кусок пирога, — Шаббату нужно всего лишь подсуетиться и выписать новый чек на триста долларов, а потом найти место, где обналичивают чеки и берут десять процентов комиссионных. Все это вместе дало бы ему семьсот семьдесят. Причин для самоубийства вдруг убавилось процентов на тридцать, а то и на пятьдесят.
— Сначала ты устраиваешь фарс из самоубийства, а теперь — снова из своей жизни.
— По-другому я не умею, мама. Оставь меня. Замолчи. Тебя не существует. Призраков не бывает.
— Неправда. Только призраки и бывают.
Потом Шаббат насладился обильным завтраком. Он не ел с таким удовольствием с тех пор, как заболела Дренка. Он почувствовал себя почти всесильным. Пусть Розеанна забирает триста долларов себе. Зато ложбинка на кровати Деборы — теперь его ложбинка. Мишель, Норман и доктор Гроб поставят его на ноги.
Читать дальше