– Потом! – Он снова приблизился к ней, отложив гитару, и попросил: – Ты, может, все же поцелуешь меня, Том?!
Она не ответила. Тогда Колька сделал то, что и должен был в подобном случае – отворил он балконную дверь, перекинулся одним махом через перила и угрозил, что разомкнет пальцы, если его сей же момент не поцелуют страстно и долго, в губы. Попросил он так, чтобы что-нибудь сказать и разрядить, что ли, обстановку, вовсе и не рассчитывая, что просьбу его удовлетворят. Но неожиданно для него и для себя Тамара подошла к нему, висящему на перилах, и поцеловала так, как он требовал, долго и горячо, может быть, и не страстно, но горячо.
Мгновенно как-то промелькнуло в ее голове: «Вот я ему так и отомщу – Сашке. Вот так». А он уже подтянулся на руках, снова перекинул тело свое на балкон и начал целовать ее сам, как голодный пес набрасывается на еду, как человек, которому долго держали зажатым рот и нос, а потом дали воздуху, хватает его жадно, как…
– Запри дверь, – сказала Тамара. – Псих! Придут ведь сейчас.
Он поднял ее на руки, боясь оставить даже на миг, с ношей своей драгоценной подошел к двери и запер. Так же тихо понес ее к дивану.
– Не сюда, – сказала она, – в мою комнату.
Она слышала, как колотится и рвется из-под ребер его сердце, как воздух, горячий воздух выходит из груди его и дует ей в лицо. И желание тоже пришло к ней. И она обняла его и притянула к себе, а он бормотал, как безумный: «Томка! Томка!» – и закрывал губы ее телом, дышал ее запахом, ею всей и проваливался куда-то в густую горячую черноту, на дне которой блаженство и исполнение всех желаний плавали в обнимку в терпком и пахучем вареве, называемом – наслаждение.
И не помнил он ничего, что случилось, потому что сознание бросило его в эти минуты. Очнулся, только услышав:
– А теперь, Коля, правда уходи и никогда больше не возвращайся. Слышишь? Я прошу тебя, если любишь. Сейчас. Мне надо одной побыть. Не думай, что из-за тебя. Просто одной.
– Не уйду я никуда, Тамарка! И вернусь обязательно! И ни с кем тебя делить не буду. Ты же знаешь, что Колька Коллега держит мертвой хваткой. Не вырвешься!
– Вырвусь, Коля! Я сейчас сильная, потому что мне очень, очень плохо!
– Кто-нибудь обидел – убью!
– Ну вот, «убью»! Другого нечего и ждать от тебя. И если б знал ты, кого убивать собираешься…
– Кого же?
– Я, Коля, вот уже года три с Кулешовым Сашей, которого песню ты мне спел и который сидит или убит – все сразу. Ни то ни другое, Коля. Живет он здесь, в театре работает, а сейчас у меня с ним плохо.
На все что угодно нашел бы ответ Коллега, на все, кроме этого, потому что еще там, в лагере, казалось ему, что знает он этого парня, что, встреть он его – узнал бы в толпе, что появись он только – и стали бы они самыми близкими друзьями, если душа его такая, как песни, – не может и быть иначе. Сколько раз мечтал Колька, чтобы привезли его в лагерь, да и не он один – все кругом мечтали, – и хотели бы с ним поговорить хотя бы. Всего ожидал Колька, только не этого. И не зная, что ответить, и как вести себя, не зная, встал Колька и вышел, не дожидаясь даже дружка своего и Максима Григорьевича.
<1977>
<���Конец 1963 года>
Человек точнее, чем любой будильник! Если скажешь себе: надо встать в 7 ч. 10 м. – встанешь в 7 ч. 10 м.
Я проснулся, как от удара, – на часах 7 ч. 10 м. А просыпаться не хочется, потому что чувствуешь, что сейчас вспомнишь что-то, что вчера сделал что-то, от чего станет невыносимо стыдно. И гонишь от себя пробуждение. Во сне, хоть и страшно, хоть и стыдно, но ведь проснешься – и все в порядке!
1967 год, осень>
У меня очень много друзей. Меня Бог наградил. Одни пьют и мне не дают, другие не пьют, но на меня не пеняют. Все друзья на одно лицо – не потому, что похожи, а потому, что друзья. И я без них сдохну, это точно. Больше всего боюсь кого-то из них разочаровать. Это-то и держит все время в нерве и на сцене, и в песнях, и в бахвальстве моем.
1971–1972 годы>
Призрак – король датский – тот же Клавдий, так же жесток. Для Гамлета – это и благородный человек, но у него обостренное чувство несправедливости, чувствует, что что-то неверно. Гамлет сам его сын – у него есть и то, и то (и от отца, и от себя…) (Университет). Призрак должен быть в Гамлете. Это может быть нереальный призрак. (В «Гамлете» двое; один говорит – мсти, а другой видит, что это бесполезно).
Клавдий говорит с ним очень откровенно: «У твоего отца тоже умер отец…» и т. д.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу