Владимир Высоцкий - Роман о девочках (сборник)

– Ты поешь? – спросила она, когда он был готов, кивнув на гитару!

– Попеваю.

– А какая разница?

– Ну, я говорю нараспев стихи и перебираю струны. Получается печально и интимно. Вот так! – Он перебрал струны.

– Спой!

– Я не пою.

– Ну говори под гитару.

– Как-нибудь потом. Пойдем что-нибудь съедим и выпьем!

Они спустились в ресторан. Официанты узнавали его и благосклонно оглядывали его спутницу. И из уважения приветствовали его по-русски. Только вместо «здравствуй» говорили «спасибо!».

– Они тебя любят! – сказала она, когда они устроились за маленьким столиком на террасе – прямо над морем.

– Они любят русских, – ответил он.

– Почему?

– Потому что мы славяне и из-за войны. В Югославии знают, что это такое.

– Везде знают, что это.

– В Югославии особенно. Они даже говорят: наша страна до Владивостока.

Оркестр заиграл какую-то русскую песню, и певица спела ее по-югославски.

– Мне мясо, – сказала она официанту, – и кофе.

– Мне тоже и… что-нибудь выпить.

– Русская? – улыбнулся официант.

– Нет! Француженка.

– Но это то же самое, – нашелся официант, не желая ее обидеть, и убежал.

– А ты красивая, – сказал он вдруг, – жаль, если бы ты утонула!

– Я не утонула бы. Ты что рисуешь?

Он рисовал на салфетке.

– Тебя! Как ты выходишь из воды.

– Из морской пены! Афродита пенорожденная! Нарисуй что-нибудь из Москвы.

– Хорошо. А ты будешь узнавать, что это.

– Я постараюсь, если ты хороший художник.

– Я хороший!

– Я говорю, если ты хороший художник.

– Я хороший художник. Что это?

– Это Кремль.

– Надо же. Неужели похоже?

– Похоже.

Салфетки (ложились на стол) с видами Москвы.

– Этого я не узнаю, – сказала она.

– Это мой дом.

– Где это?

– На Садовом кольце, около площади Маяковского.

– А это набережная Сены! Ты был в Париже?

– Нет! Но это набережная Москвы-реки.

– Может быть – я не помню. Но это правда площадь Согласия! – воскликнула она. – Откуда ты знаешь?

– Видел в кино. И вот еще.

Он набрасывал карандашом контуры всем на свете знакомых парижских достопримечательностей, и оркестр вдруг заиграл французскую мелодию, сразу после русской, без перехода, и певица спела ее по-югославски.

Пришел официант, чему-то ухмыляясь. Это, вероятно, он попросил оркестрантов сыграть что-нибудь для французской гостьи.

<1973 или лето 1974 года>

<���…> птица, но снова не страшная. Она что-то просвистала, именно просвистала, из чего я понял, что это – душа лайнера, она и была похожа на лайнер, только могла улыбаться и говорить.

Девушка рядом снова молча объяснила мне, что слезы – это боль металла, оттого, что ему трудно во время взлета. Я очень легко поверил и спросил:

– Неужели ничего нельзя поделать с этим?

– Нет! – тоже печально, но и не горько ответила она.

«…На борту нашего лайнера «Ту-154», – услышал я голос – видимо, проходя, задели мою гитару, и я услышал реальность. А потом снова:

– Знаете, как много чудес наверху?

– Почему?

– Потому что мне легче там, – сказала девушка и стала исчезать, потом снова обретать форму, но другую уже, потом снова – целый калейдоскоп.

И человек передо мной тоже становился то моими друзьями, то никогда не виданными мной людьми.

Потом – забыл, помню только: была музыка, разные чудеса и превращения, которые жутко хотел бы запомнить, но они улетучились, потому что это – сон.

<���декабрь 1979 года>

I. Моя первая работа в кино. Фильм «Сверстницы», где я говорил одну фразу: «Сундук и корыто». Волнение. Повторял на 10 интонаций. И в результате – сказал ее с кавказским акцентом, высоким голоском и еще заикаясь. Это – первое боевое крещение.

II. 1960 год – фильм «Карьера Димы Горина». Роль шофера Софрона, и в этом же году «713 просит посадки». Роль американского моряка. Разные характеры, но в обоих случаях персонажи совсем не положительные. Оба пытаются приставать к девушке. Ну, а потом – расплата! Били в обеих картинах. Это было ощутимое знакомство со спецификой кино. Много дублей, а кино реалистичное из искусств. Так что все в натуральном виде – еда настоящая, водить машину по-настоящему, удары настоящие. Тогда впервые подумал всерьез и с нежностью даже об условном театре или кино. Но…

III. Кто однажды вдохнет воздух кинопавильона, тот уже захочет вдыхать как можно чаще, даже если он пропитан киношным дымом и запахами краски и дерева. Снова картина – «Штрафной удар», и параллельно «Увольнение на берег». В первой – роль гимнаста Никулина, который вместо гимнастического коня был по ошибке посажен на настоящего, а во втором – матрос с крейсера «Кутузов».