Александр Галкин - Болваны

Под утро он заснул.

Его разбудил надрывный звонок будильника.

В коридоре Арсению преградила дорогу бабушка. Вид у нее был грозный и решительный.

- В армию не пойдешь! - отчеканила она безапелляционным тоном.

- Почему это? - удивился Птицын ее непоколебимой уверенности.

- Мне сон был. Сон под среду или пятницу сбывается. Я вчерась загадала: коли увижу, как дают, находят, дарят, - в армию не пойдешь. Приснилась крестница Настасья. Вроде как у печки возится, печет пироги. То ли это 7 ноября, то ли 1 мая. "Возьми пирожков в дорогу!" - говорит. А я ей: "Да зачем я буду брать?! Мы и сами гору напекли!" - "Возьми, возьми, в дороге проголодаешься!" В армию не пойдешь!

- Дай Бог! - пробормотал Птицын со смешанным чувством тоски благодарности сомнения и надежды.

4.

Птицын по повестке явился в военкомат, зная почти наверняка, что невропатолог повезет его в ГэЭсПэ (Городской сборный пункт). Впрочем, Птицын лелеял неосуществимую мечту о том, что все сорвется или как-нибудь не заладится, или невропатолог плюнет на него, безалаберно махнет рукой и подпишет все нужные бумаги, которые молниеносно освободят его от армии. Ну зачем, думал Птицын, человеку преклонных лет куда-то там ехать, терять целый день у чёрта на куличках - и всё для того, чтобы засунуть в стройбат какого-то мальчишку Птицына?! Уйма хлопот из-за мыльного пузыря! Птицыну просто не верилось, что невропатолог так сильно стремится испортить себе жизнь.

У кабинета капитана Синичкина, кроме Птицына, торчал еще какой-то крепыш с усами, лет 27. Оказалось, что и он ждет своего часа для выезда в ГСП. Впрочем, туда его должна была вывозить врач-терапевт. У него был терапевтический диагноз, хоть и на границе с неврологией.

- Ублюдок явный! - мрачно констатировал крепыш, проводив недобрым взглядом невропатолога, пробежавшего мимо них с документами в кабинет Синичкина. - Чёрт меня дёрнул здесь прописаться... у жены... Сидел бы себе на жопе... в своем Дорогомилове... Так нет же! .. Перевелся сюда, к этому засранцу! Понимаешь, я на учете стоял в Киевском военкомате... Белый билет у меня, считай, был в кармане... Эта гнида требует, чтоб я снова лег на экспертизу... подтвердил диагноз... Хоть жене отсюда позвонить, что ли... Не знаешь, здесь есть телефон? Пойду поищу...

Из кабинета Синичкина вышли невропатолог и толстая врачиха-терапевт одетые уже по-зимнему. Он - в обшарпанном, видавшем виды темно-сером пальто и белой потрепанной кроличьей шапке. Она - в старушечьем вишневом манто с кокетливой крашеной лисой на плечах и шее. Вылитые лиса Алиса и кот Базилио, только в условиях среднерусского Севера. В руках невропатолог сжимал помятый коричневый портфель, с каким обыкновенно ходят по квартирам страховые агенты. Вовремя подоспел крепыш-мужичок из Дорогомилова, и вся четверка из военкомата бодрым шагом двинулась к автобусной остановке.

В пустом автобусе Птицын занял место сбоку и напротив от невропатолога и терапевта, чтобы все время держать их в поле зрения и, по возможности, слышать, о чем они говорят. Мужичок из Дорогомилова мешал ему, все время о чем-то угрюмо болтая. Птицын делал вид, что слушает и исправно кивал, а сам поворачивал ухо в сторону врачей.

Невропатолог заискивал перед этой толстой врачихой, державшейся солидно-неторопливо, без малейшей суеты. Он, видимо, старался развеселить ее какими-то смешными медицинскими историями и потому, что называется, рассыпался мелким бесом.

- А где вы работаете? - услышал Птицын вопрос врачихи.

- В 915-й горбольнице, - ответил невропатолог.

Птицын остолбенел: этот подлец работал там же, где он лежал, и при этом не верил врачам собственной больницы! Ну и ну! Невропатолог наверняка воображал, будто Птицын дал врачам взятку и ему сделали нужный диагноз. А он, невропатолог военкомата, видите ли, грудью встал на защиту закона и порядка. Он, как лев, боролся за честность и справедливость. Он, давший клятву Гиппократа, служил государству верой и правдой. Из таких гадин при Сталине НКВД набирал себе бесплатных осведомителей, с подачи которых их родные, знакомые, соседи, коллеги по работе разом становились японскими шпионами и врагами народа. После хорошо исполненной работы они сами оказывались врагами народа и их благополучно расстреливали в подвалах Лубянки.

Теперь было легко узнать фамилию невропатолога. Птицын отлично запомнил его имя-отчество, которое раз пятнадцать повторили сестры в то время, как шла медкомиссия: Захар Абрамыч. У Птицына моментально созрел план действий. Если эту сволочь откомандировали от 915-й горбольницы для работы в военкомате (явная синекура для лентяев и лежебок), то Птицын пойдет к главврачу больницы и нажалуется на него. При удачном раскладе того отзовут из медкомиссии военкомата и заменят другим невропатологом, который, разумеется, не будет питать личной ненависти к призывнику Птицыну.