Ольга Паволга - Записки на запястье

— Ну, и ты не согласен пойти на жертвы?

— На что? — светлея, вскидывается на расписание Серёжа.

Игорь подарил шарнирного человека из Икеи, не расстаюсь с ним, сначала усаживаю в позу любопытно смотрящего на ручку кресла в кинозале, по выходе складываю из него Оскара, торжественно вручаю желающим, похоже ужасно.

В туалете реклама какого-то лекарства.

Из букв «о» и «з» в названии сделали цифры скорой помощи на фоне красного креста. Не знаю, я твердо запомнила «Куринольтрин».

Наш сквер дважды за свою длину пересекается автомобильными дорогами и поэтому считается, что у нас три сквера. Обледенелые дорожки в каждом почему-то посыпают разным. В одном простым песком, в другом чем-то вроде угольной пыли, в третьем — прозрачными кристаллами. Разговариваю сама с собой. — Вот рахат лукум с корицей, а здесь у нас ледяная рыба с перцем, а это сало с солью. Проголодалась.

Собачий поводок часто запутывается за деревья и я, чтобы не обходить, перехватываю ручку рулетки, обнимая стволы. Издалека кажется, что ностальгирующая маньячка прощается с берёзами.

Если встать под ель и задрать голову, видно, что друг в друга вставили несколько зонтиков.

Брат рассказывал про съёмку: «Заказали мне портфолио. Созваниваемся: — Приезжайте, Саша, я живу на Ваганьковском кладбище, и света у нас нет».

Сижу в Прайме на последнюю сотню, радио в плеере мне говорит:

— У нашей аудитории деньги есть. Переключаюсь на другую.

Женщина демонстрирует в магазине новый утюг — достает из шкафчика мятую пелёнку, гладит, изо всех сил её мнет, убирает обратно в шкафчик, открывает шкафчик, достает пелёнку… Практикум по дзенбуддизму.

Хорошо, когда новогодние праздники заканчиваются, потому что всеобщая доброта и радость без конца не дают никакого выхода агрессии. Её в буквальном смысле некуда девать, мне, например, снится, что я бью детей. Кремлёвскими подарками по толстым щекам, видимо, но я не разглядела.

Когда кончается Новый год — золотые рыбки возвращаются в свои родные тела из уставших пожилых мужиков в красных шапках с мешками подарков.

На втором этаже нашего гастронома есть церковь евангельских христиан. В их окне мигающая гирлянда выложена в виде контура распятия. Мечтаю увидеть их ёлочные игрушки.

Вчера Оля в разговоре сказала: «Оптимисты — это те, кто думает, будто на кладбище не кресты, а плюсы». Я думаю, что ограды могилок — как раз те клеточки, в которых плюсиками отмечают «выбыл».

Объявление на двери магазина «работаем с 8.00 до 21.00 без обеда и выходных» я каждый раз воспринимаю как жалобу.

Тот факт, что кто-то доставляет мне удовольствие, не означает, что я его получаю.

В зимнем доме отдыха было пусто и гулко. Потом все заволновались, потому что объявили — к нам едет конференция. «Напьются!», «Будут орать!», «Не хватит еды!», «Займут бассейн!». Напряжение росло, все боялись выходить к ужину и нервничали на прогулках. На второй день конференция приехала. Называлась «Тревога и депрессия в неврологической практике».

На банкетных столах у этих неврологов стояло шампанское с этикетками «Антидепрессант нового поколения».

Когда я вижу, что умный человек дразнит глупого, мне сразу вспоминается серия про мистера Бина в больнице, где он злорадно изо всех сил крутит головой перед пациентом в шейном корсете.

Если бы мне было сейчас лет восемь, я бы наверняка считала, что «Домик в деревне» это одна из частей приключенческой книжной серии. «Домик в солнечном городе», «Домик на Луне», «Домик в деревне».

Курс евро и доллара сегодня как ночная и дневная температура воздуха.

Соседский пёс по случаю холодов гуляет в кофте самого соседа. Я никак не могу отделаться от мысли, что это в наказание превращён в собаку сам сосед. По-моему у соседского сына сбылось новогоднее желание, так он орёт ему «Сидеть!».

Вчера на спортивном канале в ходе трансляции гонок что-то случилось — с экрана пропали цифры отсчёта времени и стало непонятно кто с какой скоростью движется. Комментатор сказал: — И вот друзья, теперь мы смотрим вслепую.

Зимние бесконечные одевания и раздевания скоро сведут меня с ума. Гора вещей каждое утро лежит уныло передо мной и я совершаю огромное усилие над собой, чтобы начать водружать её на себя. А уж начинать вечером снимать всё и раскладывать по местам и вовсе невыносимо. Я знаю, это та бумажная кукла Маша из «Мурзилки» за восемьдесят шестой год мстит мне за то, что я неаккуратно вырезала её бумажные платья и скучала с ней играть. Теперь она воплотилась во мне, и у каждой из ста одёжек теперь по застёжке.