Илья Стогов - Грешники

Вернувшись, для начала я поселился в жутковатом районе неподалеку от станции метро «Проспект Большевиков». Эту квартиру снимала финка по имени Илона. Она училась в Петербургском университете на биолога. У нас возникли отношения, и я переехал к ней. Правда, кроме нас двоих в этой квартире жил еще один финский парень — типичный лесоруб из глубинки. У него явно имелись планы насчет Илоны, и он был совсем не рад меня видеть.

В том районе я прожил несколько месяцев, но потом все равно уехал в центр. Петербургский центр — совершенно особый мир. Ты вроде бы в России, но это не Россия, это просто очень большая компания приятелей, полностью выключенная из остального мироздания. Лишних людей нет. Посторонних людей нет. Есть только те, кого тебе приятно видеть. Десять лет назад этот город давал тебе немыслимые возможности. Я и такие, как я, вдруг получили возможность построить свой собственный мир. Такого шанса не выпадало еще никому.

В Хельсинки или в Москве ты всегда включен в какой-то жизненный цикл. Ты не в состоянии не смотреть на часы. Люди, с которыми я общался в Петербурге, жили ночью, и от этого время исчезало… растворялось… казалось, будто будет только эта беспокойная, пьяная, пульсирующая, прекрасная ночь… Все становилось возможно, и ничего никогда не могло закончиться плохо.

Первое время я еще получал от своего финского университета какую-то стипендию. Но денег явно не хватало. Я сошелся с тусовкой трансовых музыкантов и решил попробовать себя в качестве промоутера. Клубу «AeroDance» я сосватал одного финского музыканта и одного японского. Заплатили мне очень прилично. На эти деньги вместе с Илоной мы уехали в Индию, в Гоа, а когда вернулись, то почти сразу разошлись. Илона переехала в Таллинн и попыталась как-то устроить свою жизнь. А я начал устраивать свою.

Именно Петербург сделал меня таким, какой я есть. Впрочем, и все мои проблемы — тоже отсюда.

Петербург — маленький город. Самый большой «маленький город» на свете. Говорят, здесь живет пять миллионов человек, — но я никогда в это не верил. Куда бы ты ни отправился, там были одни и те же люди. Кого-то ты знаешь, кого-то еще нет, но посторонних в этой тусовке не было вообще. Под утро ты идешь домой по совершенно пустой и темной улице, а навстречу тебе движется такая же одинокая, шатающаяся фигура, и можешь быть уверен — это знакомый. В Петербурге тысячи улиц и огромные расстояния, но все ходят одними и теми же маршрутами, и ты постоянно встречаешь приятелей.

В середине 1990-х в городе возникла большая колония иностранцев. Жить в России тогда было дешево и привольно. Чем хуже ты знал русский, тем лучше шли твои дела, а уж без девушки ты бы точно не остался. Знакомый американец рассказывал, что как-то в «Тоннеле» две обалденные красотки реально разодрались из-за того, кто уведет его с собой, а он не знал языка и не понимал, из-за чего они рвут друг дружке волосы, и в результате ушел домой один.

Я продолжал писать для финских газет. Материалы в Хельсинки я отсылал по электронной почте, а гонорары они переводили мне на карточку. На весь город тогда имелось всего четыре банкомата, и снять наличные было непросто. Но еще хуже обстояли дела с Интернетом: Интернет-кафе в Петербурге было всего одно. Как-то я написал об этом кафе статью, и после этого хозяева стали пускать меня к себе бесплатно. В общем, все как-то устраивалось.

В середине десятилетия для того, чтобы обеспечить себе прожиточный минимум, достаточно было работать один день в месяц. Первые пару лет я ночевал по знакомым. Мы просто пили и веселились. Потом я стал снимать квартиру, но и это было не очень дорого. У меня была кровать, на которой я время от времени спал, я всегда мог купить себе немного вегетарианской еды, а алкоголь каким-то образом находился сам. Постоянной работы никто из нас не имел и иметь не желал. Я писал одну статью и мог месяц жить на эти деньги, а если написать удавалось две статьи, то я становился просто богачом!

Точкой в этой истории стал дефолт 1998 года. В конце того лета эпоха закончилась. Сперва рубль обесценился в шесть раз, а потом почти сразу в стране сменился президент и началась совсем другая жизнь.

Я действительно много пил. Все самое главное в жизни начиналось для меня с первым глотком алкоголя. Только эта жизнь и была настоящей. А поскольку я вегетарианец, то напиваясь, почти ничего не ел и к концу десятилетия находился в очень хреновом состоянии.