Эльчин Гасанов - Убить ее!

Около девяти он сам зашел к Нонне. Старый начальник выглядел угрюмым и взволнованным.

- Не нравится мне все это, - проворчал он.

- Что именно?

- Да то, что творится в городке. Мои люди хватают каждого, кто только пошире раскроет рот, чтобы высказаться по поводу того, как следует поступить с тобой. Но не можем же мы засадить за решетку всех и каждого, верно? А атмосфера все накаляется. Похоже, за всем этим кто-то стоит. Мне известны по крайней мере двое из тех, кто постоянно ставит парням выпивку.

- И кто они?

- Один - Джамо Джамоев. А второй - твой шурин.

- Да вы шутите! К тому же у Тарика сроду не водилось своих денег.

- Тогда, значит, он от кого-то их получает. Он охотно ставит выпивку всем и каждому, кто согласен его слушать. А сам рассказывает желающим о том, как вы то и дело ссорились с его братом, и утверждает, что вы, дескать, вот уж с год не жили как муж и жена.

- Но это не правда!

Назиев устало вытер вспотевшее лицо.

- Я помню, ты так вчера и сказала. Дескать, когда ты отправилась к Цыбину, то была просто не в состоянии переспать с этой рыжеволосой красоткой. Ты удовлетворилась, верно?

- Так оно и было.

- Но Тарик считает по-другому.

- Он хочет, чтобы меня убили!

- Почему? Зачем это ему?

- Скажем так - он был очень раздосадован, когда выяснилось, что на моем участке нет ни капли нефти.

Назиев понимающе кивнул:

- Похоже, я догадываюсь, что ты имеешь в виду. Но мои ребята уже по горло сыты всем этим. Мерзость! Я даже начинаю жалеть, что послал Акифа и Джейхуна в "Катамар".

- Боитесь, что здесь начнется заварушка?

- Уверен, что так и будет. Я уже и раньше видел, как такое бывает. Еще пару часов дебоширы будут слоняться по городу, переходить из бара в бар, пить и кричать. А потом кое-кто, а может, двое или трое из тех, кто позадиристее, завопит, что, дескать, хватит болтать, пора переходить к делу. И уж тогда, будь уверена, хлопот окажется полон рот, иначе они заварят такую кашу, что и не расхлебаешь.

- А что репортеры?

- Эти шакалы только и надеются, что начнется заварушка. Тогда им, по крайней мере, будет о чем писать. - Начальник даже побагровел от возмущения. - Представляешь, притащили свою телестудию и поставили на лужайке как раз напротив тюрьмы! Боятся, как бы чего не упустить!

- Очень утешительно! Особенно если эти мерзавцы доберутся до меня!

- Мы с этим справимся. - Шеф вышел в коридор, даже не позаботившись запереть за собой дверь в камеру. - Мне просто хотелось, чтобы ты об этом знала.

- Спасибо, - искренне поблагодарила Нонна. - Да, вот еще о чем хотела вас спросить, шеф.

- Да?

- Скажите, Семен Рохман расспрашивал о чем-нибудь Эллу Цыбину?

Назиев задумчиво покачал головой:

- Нет. Сдается мне, ее вообще никто не видел с тех пор, как она дала показания. То есть, конечно, кроме районного прокурора, да и то лишь потому, что у него было официальное разрешение. Приказ доктора Урфана! А почему ты спрашиваешь?

- Есть одна мыслишка. Да, вот еще что: вы не знаете, кто выясняет и берет пробу для "Нефтяной компании"?

- Точно не помню, то ли Феликс, то ли кто, кажется, Феликс.

- У него контора в Баку?

- И здесь тоже. На втором этаже "Дома Культуры". Но большую часть времени он проводит не в конторе, а на берегу, там, где буровые вышки. Но почему ты об этом спрашиваешь? Что у тебя на уме?

- На данный момент ничего, кроме одного: как выбраться из всей этой передряги, сохранив собственную шкуру.

Назиев, пожав плечами, направился к себе, оставив, по существу, открытой тяжелую металлическую дверь, которая вела к нему в контору.

Интересная мысль, подумала Нонна. В ее голове мало-помалу начинала складываться картина того, что произошло...

Словно в мозаике, кусочки ложились каждый на свое место, но все это казалось настолько невероятным, что она не верила даже сама себе. Но когда дело касалось женщин, всякое возможно, вспомнила она небезызвестную истину. Короли без сожаления расставались с тронами, банкиры грабили собственные банки, брат убивал брата... И все ради женщин.

Где-то вдалеке послышались голоса. Шум и гам в камерах стих, как по волшебству, будто задержанные, боясь привлечь к себе внимание, в страхе затаились.

Разъяренная толпа всегда непредсказуема. И никто не мог знать заранее, на кого обратится ее ярость.

Воздух в камерах, казалось, сгустился от ужаса. Деревенский парнишка в дальнем углу молился, дрожа всем телом.

Таир Урудов, сжимая в руке винтовку, вышел из офиса и промчался по коридору к задней двери. Пробегая между открытой камерой Нонны, он окинул ее злобным взглядом: