Мария Воронова - Ухожу от тебя замуж

Вкус победы должен быть сладким и пьянящим, но Соня чувствовала только облегчение, что они с Ларисой Васильевной избежали административных мер, и главное, что Колдунов оказался нормальным человеком, а не скотиной, как притворялся вначале. Мог бы и сразу высказаться, не принуждая ее к публичным выступлениям, и тогда Стрельников избежал бы публичного унижения. Он, конечно, сам виноват, но от этого не легче. С ним придется как-то выстраивать отношения заново, как-то возвращать чувство собственного достоинства, потому что без этого нормальная работа невозможна. Теперь уж точно нельзя заставить его писать дневники, и Ивана Александровича тоже придется приструнить.

Вернувшись в ординаторскую, Соня переоделась и собиралась уже выйти, как услышала за дверью знакомые шаги. Зазвенели ключи, раздался стук соседней двери – это Стрельников вернулся к себе в кабинет. Соня стала ждать, пока он уйдет – сталкиваться совсем не хотелось.

Облокотившись на подоконник, Соня смотрела вниз, на кусты шиповника, спрятавшись за которыми курили узист и травматолог, и думала, что перезревшие, уже схватившиеся морозом плоды похожи на капли крови. Как красиво осень сочетает краски до самого конца, пока не приходит зима и не укрывает все снегом…

Виктор Викторович прошел к своей машине, сел и уехал. Что ж, путь свободен, можно тоже идти домой и надеяться, что до понедельника все забудется.

Тут к кустам подошли Ивлиев, Колдунов и Лариса Васильевна, достали сигареты и закурили. Можно спуститься к ним, обсудить произошедшее, наверное, старшие товарищи даже похвалят ее за мужество и стойкость духа.

Только странное дело, ей больше не нужно ничье одобрение. Единственный человек, с кем Соне сейчас действительно хотелось поговорить, был Герман, но они расстались.

Соня подумала, что пора уже начать забывать Германа, а не обращаться к нему своими мыслями при каждом удобном случае. Плохо, что он обещал ждать ее до Нового года и теперь приходится изо всех сил держаться, чтобы не позвонить ему. Да, до Нового года будет грустно, но, возможно, когда дверь в прошлое захлопнется, станет легче и свободнее дышать.

Суббота и воскресенье пропали совершенно, потому что Соня могла думать только о Стрельникове, о том, как тяжело ему будет выйти на работу после того, как опозорился, как трудно станет смотреть в глаза коллегам. Как сгладить его унижение, как создать хоть какой-нибудь психологический комфорт? Вести себя как раньше? Или мягче? Хотя куда уж мягче, с другой стороны… Как реагировать, если Иван Александрович снова полезет со своими шуточками? А вдруг Ивлиев придет глумиться над обмишулившимся коллегой?

Соня воображала самые разные варианты поведения коллег и на каждый придумывала себе что-то вроде инструкции, но реальность, как это обычно и происходит, не совпала ни с одним из них.

Виктор Викторович явился на работу совершенно таким же, как в любой другой понедельник – свежим, отдохнувшим и в благодушном настроении. Соня скорее была готова поверить, что пятничное собрание ей приснилось, чем в то, что можно переносить позор с подобной непринужденностью.

Она волновалась, как Стрельников встретится с Ларисой Васильевной, и видела всего два пути: или откровенный разговор с глазу на глаз, с глубокими извинениями, или, если духу на подобную беседу не хватает, всеми силами избегать встречи. Но Виктор Викторович выбрал третье: столкнувшись со старушкой в ординаторской, он приветствовал ее в своем фирменном радушном стиле. В первую секунду Лариса Васильевна растерялась, не ожидая такой наглости, но быстро взяла себя в руки и сказала: «Иди в жопу, чмо на палочке».

Стрельников засмеялся, мол, какая зрелая речь для человека с высшим образованием, но ординаторскую все же покинул.

Главврач с начмедом не приняли официальных мер к обнаглевшей заведующей хирургическим отделением, но чувствовалось, что злобу затаили. Начмед избегал общения, хотя раньше часто интересовался, как в хирургии дела, не нужна ли помощь. Ну а главный, человек искренний и прямой, просто испепелял ее взглядом на каждой планерке и кривил губы особым образом, изображая нечто среднее между презрительной ухмылкой и волчьим оскалом.

Виктор Викторович быстро понял, что в коллективе его не собираются добивать, а наоборот, дали шанс на исправление, но вместо исправления почему-то распустился окончательно.

Не прошло и недели, как он завел речь, что «сдает старушка все-таки» и что Соня сама будет виновата, что не прислушалась к его сигналам. Для него, известного профессора Виктора Викторовича Стрельникова, на первом месте всегда интересы пациентов, и думает он о том, как бы защитить больных от старой маразматички, а не о том, что некому дежурить. Когда он был молодой, то за счастье считал каждое лишнее дежурство, готов был круглые сутки трудиться, не то что нынешнее поколение, вялое, тупое и ленивое, с младых ногтей волнующееся только о деньгах. Так что Соня могла бы и смен побольше брать, и понять в конце концов, что кадровые вопросы надо решать в интересах дела, а не только из одного гуманизма.