Елена Катишонок - Счастливый Феликс [рассказы и повесть]

До конца урока надо было прожить двадцать пять минут. Алиска поводила по парте магнитом. Если поднести магнит еще ближе, он становился мохнатым от налипших опилок. И это все?..

В окна лилось солнце. На карнизе сидели два голубя. Нежные сизые перышки были распушены и вздыбились, словно птицы прятали головы в воротники от мартовского ветра. После физики – английский.

На стене висели два портрета. Ленин требовательно смотрел в окно, прямо на голубей. Со второго портрета улыбался Хрущев, нисколько не стыдясь простецких своих бородавок. Одно слово: Никита.

От нечего делать Алиска засунула руку в карман передника. Носовой платок. Ластик. Тянучка. Пуговица… Какая пуговица? И тут же вспомнила: никакая не пуговица, а просто вчера матери понадобился чемодан, в котором хранились Алискины старые игрушки. «Можно наконец избавиться от этого барахла?» – рассердилась мать.

«Барахло» – куклу со слежавшимися паклевыми косами, плюшевого жирафа, кукольный сервиз, игру «Кто первый?» – пришлось отнести в соседнюю квартиру, где жили две тихие девочки. Оставался потертый старый медведь. «Избавляться» от мишки было жалко – в детстве Алиска таскала его с собой в детский сад и надевала на его бурую голову свою панамку. Кроме того, мишка обладал ценным свойством: его глаза крепились маленькой двурогой распоркой и легко вынимались и вставлялись обратно. Нет, отдавать его не хотелось. Алиска упихала медведя в обувную коробку и засунула под кровать. Один глаз она зачем-то вынула и сунула в карман передника: под кроватью все равно темно.

…Гарику надоело гонять железных «муравьев», и он начал потихоньку дуть на опилки. «Перестань», – Алиска боялась занозить пальцы. Гарик азартно пытался задуть опилки в буквы «ТМН».

– Это что там происходит, Авесян? – оторвалась от тетрадей Нина Петровна. – Прекрати сейчас же! Кто дописал, сдайте работы!

– Ой! – воскликнула Алиска, схватившись рукой за глаз и не додумав еще богатую мысль, а только восхитившись ее дерзостью.

– Быстро к медсестре, – встревожилась Нинушка, – пускай промоет глаз. Авесян, доигрался? Проводи Зимину! Я ведь предупреждала, чтобы с опилками не баловаться!

В коридоре было пусто. Гарька забег а л вперед, испуганно бормоча: «В глаз попала, да?» Закрывая по-прежнему глаз, Алиска протянула к нему кулак и разжала пальцы. На ладони лежал блестящий карий глаз.

Армянское смуглое лицо Гарика стало зеленеть. Сейчас вырвет, испугалась Алиска. Сказать? Так врежет, что настоящий глаз вылетит…

– Болит? – пролепетал он жалким голосом.

Алиска неопределенно пожала плечами.

– Ладно, пойду к медсестре. Не бойся, – добавила великодушно, – скажу, что это я сама.

– Может, она вставит? – Гарик смотрел умоляющими глазами – точно такими, как у медведя, темными и блестящими.

Медсестра посветила в глаз яркой лампой, на всякий случай промыла и наклеила стерильную нашлепку – от инфекции: «До вечера не снимай».

Последним уроком был английский. Алиску не вызывали. Сидеть с видом тяжело раненного было почетно, но скучно. Гарик покаянно шептал: «Что теперь будет?» – «А что? – скорбно шептала в ответ Алиска. – Так и буду жить, с повязкой. Когда-нибудь потом стеклянный вставят…» Она мысленно видела себя с искусственным глазом – большим, выпуклым и почему-то голубого цвета.

– Я тебя провожу до дому, – решительно сказал Гарик.

Алиске казалось, что все встречные смотрят на нее и на повязку: сочувственно, вопросительно, равнодушно, но – смотрят. У сквера она замедлила шаги.

– Эй.

– Ты чего? – всполошился Гарик. – Больно, да?..

Вместо ответа Алиска вытащила из кармана медвежий глаз и, подкинув вверх, поймала. Врежет или нет? Я бы врезала…

Гарик осторожно протянул руку, нерешительно глядя на девочку. Та улыбнулась и кивнула.

– Откуда?! – мальчик охрип от восхищения.

– От верблюда! В смысле, от медведя. Дурак ты.

– Значит, твой… целый?

– Ну, – Алиска решительно отклеила повязку.

Гарик ликовал. О том, чтобы стукнуть или врезать, и речи не было. Глаза его заблестели, на смуглых щеках показался румянец.

– Слышь, Зимина… – голос его радостно окреп, – дай мне эту штуку на вечер, а? Завтра принесу, честное слово! Лилитку разыграю, сеструху, а то достает по-страшному.

– Посеешь – убью, – пообещала Алиска, моргая освобожденным глазом. – И чтобы больше – никому, понял?

…Гарик понял. На следующий день он в ы резал на Алискиной парте буквы «ЯТЛ». Буквы получились неровными, потому что сидеть ему было больно.