Сергей Морозов - Великий полдень

— Значит, с этим решили, — подытожил Папа.

Теперь я окончательно понял, что именно последует за этим решением. Вероятно, Альга так и не рассказала ему о своем разговоре с о. Алексеем, об истинных причинах произошедшего с маршалом Севой.

— Папа, — взволнованно начал я, — мне стали известны кое-какие новые подробности об этом деле.

— О каком деле? — покосился на меня Толя Головин.

— Вот об этом самом. Об истории с генералиссимусом.

— Ого, Серж! Неужели ты стал интересоваться делами? — усмехнулся Папа, который до сих пор как будто забыл о моем существовании. — У тебя появились источники информации? Может быть, со временем ты станешь способен выполнять и кое-какие поручения?

— Это очень серьезное дело, — сказал я. — И мне совсем не смешно.

— Что ж, мы тебя внимательно слушаем. — Папа обменялся многозначительным взглядом с Толей Головиным.

Я принялся объяснять им насчет Гаррика и Славика.

— Открыл Америку, — махнул рукой Толя Головин.

Папа ничего не сказал.

— Так вам это известно? — пробормотал я. — Почему же вы сомневаетесь в маршале?

— Не исключено, конечно, что так оно все и было, — похлопал меня по плечу Толя Головин, — только это сути дела не меняет.

— Как же не меняет! Он не виноват. У него уважительная причина…

— Видишь ли, Серж, — вынуждено принялся объяснять мне Толя, в то время как Папа скептически улыбался, — такие дела не делаются, если не подготовлены надежный отход, благовидные прикрытия и, если потребуются объяснения, уважительные причины. Причем, иногда чем глупее причины, тем больше они впечатляют. Как, например, в этой истории с его мальчишками… Ты, Серж, лучше в эти дела не суйся, — посоветовал мне главный Папин телохранитель. — Все равно всех узлов не распутаешь. Тут, понимаешь ли, своя наука. Своя, так сказать, архитектура. Ты человек творческий, у тебя фантазия совсем в другом направлении работает. Мечтай себе о своем, о приятном!

— А может быть он вдруг переменил свои убеждения и тоже хочет сделать что-нибудь полезное, Толя? — сказал Папа. — Просто не знает, как лучше за это взяться. Зачем ты его отговариваешь!

— Мне что, пусть берется, — пожал плечами Толя Головин. — Только не будет от него толку, Папа.

— А ты посмотри, какая у него уверенность на лице написана!.. Откуда у тебя такая уверенность, Серж?

Я видел, что они уже открыто потешаются над моей наивностью и в отношении дальнейшей судьбы маршала имеют свое мнение.

— Но вы, наверное, еще не знаете, как он потом повел себя! Спроси у Альги, Папа! — горячась, воскликнул я.

Это мое восклицание вдруг чрезвычайно заинтересовало его.

— Так у тебя с Ольгой, оказывается, такая близкая дружба? Надо же!

— Не знаю, — сказал я. — Просто по-приятельски разговорились, слово за слово…

Еще не хватало, чтобы он меня к ней приревновал, промелькнуло у меня в голове.

— А вот мне никак не удается ее разговорить, — искренне посетовал Папа.

— Раз такое дело, — вмешался Толя Головин, — может быть, ты, Серж, еще кое-что у нее попробуешь выяснить? А? — деловито осведомился он. — Мы знаем об этой чудесной девушке очень мало. Кроме того, что родители зачали ее чуть не на вершине мира, на полпути к Шамбале, нам практически ничего о ней не известно. Какие у нее, в конце концов, цели. Может, она чего против Папы имеет…

— Нет, нет! Ничего этого не надо, Толя, — остановил его Папа. — Так даже лучше. Не надо нам никаких досье. Мало ли, что еще выяснится. В этой ее загадочности самая прелесть, самая соль. Я ей верю, а вера не нуждается в доказательствах. Наш о. Алексей так и сказал: мол, если соль потеряет свою силу, то кто вернет ее ей?

— Это, вообще-то, не о. Алексей сказал, а Иисус Христос, Папа, — уточнил я.

— Ну это все равно.

— Я знаю одно, ты, Папа делай свое дело, а я буду делать свое, — настаивал на своем Толя Головин. — Я все ж профессионал и при исполнении. На мне ответственность. Честь мундира и все такое. Иначе я и зарплату у тебя брать не стану.

— Ладно, Толя, делай, как знаешь, — вздохнув, согласился Папа. — Но все-таки насчет соли ты прими к сведению.

— Что же я, Папа, простой психологии не понимаю? — проворчал Толя Головин и как ни в чем не бывало продолжил свой доклад.

Я рассеянно слушал, так и не поняв, что же они все-таки решили насчет нашего маршала Севы.

Толя Головин перешел непосредственно к вчерашнему инциденту на контрольно-пропускном пункте. Сразу после утреннего совещания ему удалось связаться с самим Парфеном, братом ужасного Еремы. Парфен, хитрая лиса, явно юлил и лицемерил, говоря, что за брата никак отвечать не может. Он сам по себе, а брат сам по себе. Действительно, придраться было трудно: в административном округе Города, в котором Парфен официально председательствовал в органах самоуправления, в отличии от нескольких соседних мятежных округов, стояла образцовая тишь и благодать, а сам Парфен всячески демонстрировал лояльность центральной власти. Он добился аудиенции в штабе маршала Севы и предложил идею совместного гражданско-армейского патрулирования. Однако было хорошо известно, что Парфен фактический хозяин ситуации и в соседних округах, а недавняя, явно показная размолвка с младшим братом никак не могла поколебать родственные узы. Да и ужасный с виду Ерема был бы проглочен акулой-братом прежде, чем ему пришла бы в голову мысль своевольничать. Тем не менее формально у них все было обставлено комар носа не подточит. Конечно, Папе, если уж на то пошло, было плевать на формальности, но в данный момент, когда уже в полную силу заработала предвыборная машина, он не спешил срывать маски с мнимых союзников.